– Так вы незаконнорожденный ребенок? Это объяснило бы вашу правильную речь, но лишь в том случае, если бы вас воспитывали как дворянку. Вы хотите сказать, что ваш отец признал вас?

Слава Богу, граф сделал желательный для нее вывод, и ей почти не пришлось лгать.

– Да. Я росла в его доме, пока он не умер, – с трудом проговорила Марианна. Ей хотелось, чтобы смерть отца была неправдой. – После этого его семья не захотела принять меня, поэтому я уехала к тете. С тех пор она заботится обо мне.

– У вас была тяжелая жизнь, – сочувственно произнес граф.

– Моя жизнь не была такой уж ужасно тяжелой, напротив, я была очень счастлива. Для меня жизнь похожа на заросший сад. Можно вообще не обращать внимания на сорняки, а можно трудиться в поте лица, выпалывая их. В обоих случаях важны только цветы.

Взгляд графа стал холодным.

– Некоторые сады слишком запущены, чтобы их возрождать. Лучше сровнять их с землей, – с горечью в голосе проговорил он.

– Вероятно. Но тогда надо обязательно посадить новый сад.

Фолкем хрипло усмехнулся:

– Я вижу, вам обязательно нужны цветы. И что бы ни сделали с вашим садом, вы добьетесь, чтобы в нем росли цветы.

– Полагаю, я говорю слишком весело с человеком, которого только что ранили разбойники.

– Немного. Или, может быть, немного наивно.

– А что вы знаете о тяготах жизни, милорд? – спросила Марианна, слегка уязвленная его словами. – Разве вы страдали, рожая ребенка, или видели, как голодают дети? Вы видели смерть на полях сражений, это правда, но вы, без сомнения, упивались своей славой. Я видела, как смерть забирала тех, кто ее не заслуживал, кто умирал только потому, что родился не в той семье. Такие, как вы, никогда не видят этих страданий. Нет, такие, как вы, только причиняют их.

Граф пристально смотрел на Марианну.

– Вероятно, не только ваша тетя не любит дворян.

Она отвернулась, смущенная своей вспышкой. Она не имела ничего против дворян. Да и не могла иметь. Ее отец был баронетом. Но в то же время относилась к титулованным особам не так, как другие. Мать открыла ей глаза на страдания простых людей, научила ее относиться к ним, как к любым другим людям. Именно поэтому ее отцу так не хотелось служить при дворе. Несмотря на то что он всегда был на стороне роялистов, он был почти доволен правлением Кромвеля. Он даже начал думать, что, может быть, нет ничего ужасного в том, что государством управляет весь народ, а не малочисленная кучка.

Теперь двор вернулся – бездельники дворяне во главе с распутным королем. Марианна взглянула на графа. Может, он и кажется другим, но в душе такой же, как и все «кавалеры». Он с предубеждением смотрит на мир, ни разу не испытав чувства отчаяния и безнадежности, знакомые беднякам.

Марианна принялась со злостью рвать простыню на бинты.

– У меня такое ощущение, что вам хотелось бы не простыню, а меня разорвать на мелкие куски, – спустя некоторое время проговорил граф.

– Не говорите глупостей, милорд, – резко ответила Марианна. – Мне же надо чем-то перевязать вашу ногу.

Граф усмехнулся:

– Если я не ошибаюсь, у вас достаточно бинтов, чтобы перевязать обе ноги.

Марианна остановилась и посмотрела на кучу полотна, разорванного ею.

– Наверное, достаточно, – с сожалением сказала она.

– Если вам действительно необходимо столько бинтов, может быть, следует нанести рану и на другую ногу? – насмешливо спросил граф. – Кажется, у вас есть огромное желание сделать это.

Марианна попыталась ответить таким же шутливым тоном:

– Может, и следует. Тогда я могу попробовать способ лечения вашего старого слуги на другой ноге.

Граф помрачнел:

– Только если вы этими бинтами привяжете меня к кровати. Я под страхом смерти запрещу ему применять свое лекарское искусство и приближаться к моим владениям ближе чем на сотню миль.

В это время вернулся Уильям с мазью.

– Ваша тетя подняла шум, – проворчал он.

Марианна дрожащими руками взяла у него мазь.

– Как вы нашли мою тетю?

– Она была в лавке аптекаря, пытала бедного слугу, куда пропала ее племянница. Видимо, надеялась найти вас там.

Марианна, затаившая дыхание, облегченно вздохнула.

– Понятно, – прошептала она и принялась щедро наносить мазь на рану.

Уильям скорчил гримасу:

– Она отругала меня. Сказала, что вы не нанимались в прислуги к горожанам и вам, как и любому человеку, требуется отдых. Потом она рассердилась на меня, потому что я не сказал, где вы. Я сказал, что с вами все в порядке, но она все равно отчитывала меня. Сказала, что я должен помнить, что вы невинная девушка, и даже пальцем не трогать вас.

Марианна с досадой прикусила губу, заметив, что последние слова весьма заинтересовали графа.

– Моя тетя слишком осторожна. Не обращайте на нее внимания, – тихо сказала Марианна, осторожно забинтовывая ногу графа.

– Не так просто не обращать внимания на такую злоязычную женщину, как ваша тетя, – ответил Уильям, усаживаясь на стул возле кровати графа. – К тому же и без острого языка трудно не обратить на нее внимания, – загадочно добавил он.

Но казалось, граф понял, на что намекал Уильям.

– Не старовата ли для тебя эта цыганка? – усмехнулся Фолкем.

– Не так уж она стара, милорд. И совсем неплохо выглядит.

Фолкем засмеялся, но Марианна с силой затянула повязку на его ноге, и он осекся.

– Если вы, джентльмены, закончили обсуждение моей тети, то я бы хотела показать Уильяму, как ухаживать за раной.

Наступившее молчание заставило Марианну поднять голову. Мрачного, угрожающего взгляда графа хватило бы, чтобы заставить робкую душу бежать отсюда без оглядки. Но Марианна не была робкой душой. Она спокойно встретилась взглядом с графом.

– Разве вы не вернетесь сменить повязку? – с угрозой в голосе спросил Фолкем.

Несмотря на то что горящий камин освещал всех находившихся в комнате, лицо графа казалось темным от гнева. В душе Марианны шевельнулся страх, но она не поддалась ему.

– Я уверена, Уильям прекрасно справится с перевязкой.

Она закончила завязывать бинт, когда граф схватил ее руку.

– Я бы предпочел, чтобы вы это делали сами, – тихо сказал он и еще крепче стиснул руку Марианны, когда она попыталась отдернуть ее.

– Пожалуйста, милорд, – сказала Марианна, ее сердце тревожно забилось, – в этом нет необходимости. А меня ждут другие больные.

– Но Уильям может повредить рану, – возразил Фолкем.

Сила, с которой он удерживал ее, пугала Марианну.