– А что командование? Вы же доложились, как вернулись? У вас же там все нашпиговано «черными ящиками», самописцами и всякой секретной электроникой? – допытывался Давид.

– Конечно, доложили! Тут же, в воздухе связались с землей! И знаете, что самое интересное? – совсем заинтриговал Арнаутов друзей.

– Неопознанный летающий объект? – пошутил Антон.

– Если бы! – отмахнулся Олег. – С земли нам ответили, что здесь это нормально. Они знают. Представляете?! Просто все нормально.

А когда бутерброд готов, в самый раз выпить рюмку. Давид предложил тост по-новомодному: «За полеты! За нормальные полеты!»

Не сговариваясь, все трое заказали по классической мясной солянке и по телячьей котлетке на косточке, хотя это и был ресторан итальянской кухни.

Солянка в тот день была великолепна. Правильного темно-коричневого цвета, с маслинками, с каперсами, с кусочками отварного мяса, в меру наперченная, с блестками на поверхности и с особенным ароматом, когда ложка разрушала целостность поверхностной пленки. Естественно, что все трое произнесли синхронно: «Ну, под горячее!» Выпили и… не почувствовали хмельного – так солянка легла внутрь.

– Обедать надо с удовольствием, – проглотив последнюю ложку солянки, сказал Давид. – Так сказать, наслаждаясь вкусовыми ощущениями. Это в случае, если без спутницы…

– А если со спутницей?

– Тогда удовольствие удваивается. Но тут уже все зависит от спутницы.

Официант был опытный и рюмки пустыми оставались недолго.

– А за такой полет тебе звездочку добавят? – поинтересовался Давид.

– Не знаю. Но сейчас вызвали на небольшую, недельную переподготовку. Если дадут новое назначение, могут и добавить.

– Ну, за твою удачу! – провозгласил Антон. Он всегда предлагал тост за удачу, так как считал, что все начинается именно с поворота головы Фортуны в нужную сторону. А удача, она во всем пригодится. Хоть в делах, хоть в любви.

Олег, как и многие его коллеги, был суеверен, а потому на всякий случай постучал костяшкой среднего пальца сначала по столу, а потом и себя по лбу.

И, наконец, последовало традиционное: «Ну, что? Может, по девочкам?». Антон под каким-то предлогом уклонился от продолжения приключения, проигнорировав понимающую улыбку Давида.

– Берегите приборы, ребята! Приборы, это самое дорогое, что у нас есть! Давид, завтра, как договаривались, без опозданий, генеральский шкаф скучает без наших твердых, не дрожащих рук!

– Обижаешь, начальник! Все будет нормально! – уверил Антона компаньон.

На том и договорились.

Хотя изрядно «помятый», утром следующего дня Давид появился к назначенному времени. Антон не стал подтрунивать над гулякой, наоборот, нагрузил его работой. Ничто так хорошо не снимает похмельный синдром, как отсутствие времени для терзаний плотских и нравственных: «И зачем мешал водку с шампанским? И что обещал энергичной брюнетке Маше? Или Глаше?». Нет, работа и только работа. У Давида по этой части был богатый жизненный опыт. Он знал, что самые трудные, опасные – утренние часы, дальше будет проще. Но проще не стало. Наоборот, проблема возникла на ровном, пустом, как казалось, месте.

– Говорил тебе, надо растворителя больше добавить – что-то опасно долго лак подсыхает! – упрекнул Антон своего компаньона.

– Подожди, подожди, не гони, начальник! – притормозил Антона Давид. – Пропорции были как всегда, ты же знаешь! Лак обычный, каким мы всегда работали эту породу.

– А растворитель?

– Тиккурила! Отличный растворитель!

– Да, отличный! Денег пожалели, на аналог купились! – горячился Антон.

– А чем тебе «горячие парни» не угодили? Зачем переплачивать деньги за склянку с фирменным брендом? Не такие мы уж и бедные, чтобы покупать дорогое дерьмо в красивой упаковке. А тиккурилой сейчас почти все пользуются. Никто не жаловался. Я вон как-то к Валерьичу наведывался, посоветоваться надо было. А он как раз доску под лак готовил. Смотрю, у него бутылка с тиккурилой. Так знаешь, он не то, что пропорции соблюдать, он из бутылки в лак ее нахерачил просто так, на глазок! Представляешь? – оправдывался Давид.

– Сказал! На глазок! У Валерьича глазок – смотрок! Ему уже за восемьдесят, а он с утра – заметь, с утра, с семи часов, а не как мы – у нас утро в десять начинается – он с утра уже в мастерской. На глазок! Да он же – легенда! Живая! Я своими глазами видел, как он на спор с каким-то мудаком, брусок «пао ферро» выиграл! Ты же знаешь, почем в Москве сегодня «пао ферро» идет?!

По правде говоря, Давид не знал, но на всякий случай закатил глаза и всем видом изобразил предельное внимание.

– Так вот, слушай сюда, – продолжил Антон. – Завязывают Валерьичу глаза и раскладывают пять досок. Разных, конечно, пород. А мудак тот решил, что он самый умный и хитрый. Короче, четвертую доску он выдернул и стал напротив Валерьича в позе гончего пса. Аж дрожь его проняла от нетерпения! Валерьич берет первую доску, проводит по ней рукой, нюхает – попадание! Не то, что породу называет, но и возраст деревяшки! Кладет ее на стол, нащупывает следующую. Хитрый умник тихонько так берет эту первую доску и кладет ее после третьей – вот, сейчас Валерьич опозорится! Да где там! Попадания стопроцентные! И больше того, после того, как он все пять досок ощупал и обнюхал, назвал, так он вернулся к четвертой, еще раз ее «обласкал», занюхал и говорит, типа «сдается мне, что эта деревяшка первой лежала!». Вот тебе и глазок!

– Круто! Одного только не пойму, на кой сдалась Валерьичу эта «пао ферро»? – задал вопрос Давид. – Он же с мягкой доской работает!

– На кой, на кой! А вдруг пригодится! Да вообще, просто из принципа!

– Ну, если из принципа, тогда да! Принципам надо следовать во всем и всегда! – согласился Давид. – Вот, сам же подтверждаешь про Валерьича! А он лак «тик-курилой» бодяжит!

– Он не бодяжит, он знает, что делает! А мы если в срок шкаф не сдадим генералу, он нас в ракету посадит и на орбиту запустит! Это в худшем случае! В лучшем – гуд бай, премия!

– А в промежуточном – отлучит от дома! И поселится в сердце чьем-то печаль и тоска по прекрасной Ларе… – завершил экстраполяцию в будущее, Давид. – Что будем делать? По новой?

– Это сколько времени потеряем! Слушай! – оживился Антон. – Есть один трюк, мне его опять тот же Валерьич рассказал. – С растворителем – явно, перебор. Просто засунем доску в сушильный шкаф – риск кракелюр. А вот если пару суток по такой методе попробовать: доска в шкафу, выставляем температуру градусов сорок, часов двадцать дверцу держим закрытой, а потом понемножку начинаем открывать. Так понемножку, понемножку. Растворитель плавно улетучивается, выветривается, лачок так нежно подсыхает, подсыхает и – в космос мы не летим, премию получаем…

– Давид двое суток сидит возле шкафа, не смыкая глаз, приоткрывает, понемножку дышит тиккурилой, травится и умирает. Нет Давида. И зачем ему тогда премия?