— Бараны! — проворчал Юдин.

— Извините, товарищ лейтенант, — развёл руками прапорщик, шевеля щёточкой рыжих усиков, — так вышло.

— Вот Терентьев придёт, будет вам «так вышло».

— Терентьев в отпуске, он уехал по путёвке отдыхать, — с надеждой сказал прапорщик.

— Здесь он, — Юдин ядовито улыбнулся, — здесь капитан. Дома спит. А как отоспится, так и проведает, что тут и как… А ты, мать твою, думаешь, что всё дело в капитане? А буза тебя не пугает? Урки за штыри возьмутся! Ты по бунту в зоне, что ли, истосковался? Спокойная жизнь надоела?

— Товарищ лейтенант…

— Вы свободны, прапорщик. Займитесь своими делами.

Они стояли возле входа в оперативную часть, холодный ветер трепал водружённый на крыше красный флаг, откуда-то слышалось ритмичное и хлёсткое хлопанье двери на ветру, доносился натужный вой визгливой бензопилы…

— Эх, самое время бы принять стакан, уйти домой. Ан нет! Торчи тут из-за этого быдла… Вот тебе и праздник… Тьфу!..

Вечером Юдин получил сообщение от своего агента, что в связи с убийством Желткова в колонии через некоторое время произойдёт массовое избиение опущенных (урки собирались мстить петухам за Желткова). Во многих цехах затарено большое количество заточек и железных прутов. Всё могло начаться уже завтра, а то и ближайшей ночью.

Юдин поднял трубку телефона.

— Симаков? Юдин говорит. Пошли кого-нибудь в срочном порядке к капитану Терентьеву. Да знаю я, что он в отпуске. Нет, никуда он не уехал, дома он. Если спит, разбуди в любом случае. Слышишь, Симаков? У него запой, он материться будет, только ты не бойся… И ещё это… Майор Нестеренко в больнице сейчас, так ты к Анищенкову зайди… Да, да, мать твою, тоже сюда вызывай. Скажи, что очень срочно…

* * *

Побоище в колонии состоялось. Ночью во всех бараках слышалась бешеная брань, крики, грохот, треск. Заключённые высыпали наружу, вцепившись друг в друга, размахивая палками и металлическими прутьями. В свете прожекторов были ясно видны фигуры обезумевших зэков. По лицам многих струилась кровь. Всюду валялись скорчившиеся тела. Вывернутые из суставов руки делали людей похожими на кукол. Рыхлый снег быстро превратился в грязную кашу.

— Суки! Суки! — раздавался хриплый голос.

— Убью, падла! Всех на перо посажу! — надрывался другой.

Со сторожевых вышек несколько раз в воздух полоснули автоматные очереди, но дравшиеся не отреагировали, словно уверенные в том, что охрана не осмелится стрелять в них. Они продолжали бить друг друга тяжёлыми прутьями и ногами. Удары с особой силой обрушивались на тех, кто уже упал, угрожая превратить человеческие тела в бесформенные груды окровавленного мяса. С особым усердием избивавшие колотили своих жертв по голове.

Через час после начала погрома к воротам колонии подкатили пять грузовиков, из кузовов стали выпрыгивать солдаты с автоматами. Слышалось угрюмое сопение, топот сапог, позвякивание оружия.

— Становись! — рявкнул металлический голос офицера.

— Родственников из комнат личного свидания вывели? — спросил майор у подбежавшего к нему старшего лейтенанта.

— Так точно!

— Хорошо, приступайте…

— Чего ж запоздали-то? Вам езды не более четверти часа, — приблизился Юдин к приехавшему майору. — Тут уж на всю катушку мочиловка идёт.

— Как велено, так мы и приехали, — холодно отозвался майор. — А вы, товарищ лейтенант, займитесь своими делами. Без вас разберёмся. Каждый за своё отвечает…

Солдаты выстроились цепью вокруг ИТУ.

— Господи, что будет-то? — запричитала, взвинчивая голос до невероятных высот, какая-то баба, видно, из числа тех, кто приехал навестить осуждённых родственников и теперь был выведен за территорию.

— Замолчите, мамаша! — гаркнул кто-то из офицеров. — Эй, сержант! Почему здесь посторонние?

— Так автобус для них ещё не подогнали. Вот ждём…

— Ждите в другом месте! Нечего тут ошиваться! Быстрее, быстрее!

Шумно распахнулись ворота. Гул разбушевавшейся толпы сразу стал громче.

— Первый и второй взвод! Вперёд!

Дружно защёлкали затворы, и солдаты, держа автоматы наперевес, ринулись в ворота.

— Ложись, гниды! Стрелять будем! Быстро по норам!

Почти сразу послышалась автоматная стрельба…

— Суки, суки! — остервенело визжал кто-то. — Убили, суки! Убили!

Утром, когда к лагерю уже подъезжали одна за другой машины медицинской службы, Антон Юдин пришёл в оперчасть, где должны были собраться офицеры. Под ногами хрустело битое стекло. Вдоль забора цепью стояли с мрачными лицами солдаты. Остервенело лаяли овчарки, от напряжения и ярости поднимаясь на дыбы, когда к машинам гнали очередного заключённого. То и дело на носилках доставляли стонавших раненых. Около каптёрки лежали три неподвижных тела.

Когда лейтенант подошёл к двери, начал падать мокрый снег. И без того низкое угрюмое небо сделалось как бы ещё тяжелее и неприветливее.

— Много погибших, человек двадцать с проломленными черепами, — докладывал капитан Терентьев. — О переломах и прочей ерунде я не говорю… Пятерых зачинщиков солдаты застрелили…

Терентьев о чём-то задумался и потёр шею широкой ладонью.

— Но ведь я же сообщил о готовящемся погроме, — подал голос Юдин. — Можно было вполне пресечь.

Терентьев посмотрел на него воспалёнными красными глазами, недобро оскалился, но ничего не ответил. Старший лейтенант Нагибин из-за плеча Терентьева бросил на Юдина умоляющий взгляд, мол, прекрати говорить ерунду, не буди зверя. Нагибин знал трудный характер Терентьева лучше, чем Юдин, знал, что в плохом настроении капитан был подобен пороху — довольно малой искры, чтобы вспыхнул.

— Работы у нас много, товарищи, — продолжил капитан. — Основной всплеск, конечно, прошёл, но работы хватит надолго.

«Но ведь можно было успеть, — мысли Юдина метались. — Вполне можно было успеть. Я же всем сообщил. Почему они сразу не направили контролёров по цехам? Что за срань такая происходит в стране? Мать твою в задницу…»

Он подошёл к окну и посмотрел наружу. Падавший снег сгустился, превратившись в сплошную пелену.

Ночное дежурство подходило к концу.

— Как настроение? — спросил лейтенант Воронин, остановившись возле Смелякова.

Виктор стоял в будке и записывал в блокнот свои наблюдения. Взглянув на Воронина, он подмигнул:

— В порядке.

Подходил к концу первый месяц стажировки. Работа на посту теперь уже не казалась Виктору столь пугающей, как в первые дни.

— Скоро смена, — сказал Воронин.