– Это курево для меня? Можно взять?

– …Что никак не укладывается у меня в голове, – говорил в этот момент Борг, – так это ситуация с врачами, поголовно отдыхающими в День труда.

– Угу.

– В таком большом учреждении, в государственной больнице, хотя бы один дежурный психиатр должен быть на месте всегда, включая уик-энды и праздничные дни.

– Да, конечно.

С сигаретой во рту, распечатанной пачкой в кармане и блоком под мышкой, Уайлдер сейчас был готов простить кого угодно за что угодно.

По окончании «посетительского часа» им пришлось проталкиваться через толпу взбудораженных пациентов перед входной дверью. Борг пожал Уайлдеру руку, а Дженис его обняла и поцеловала.

– Джон, – сказала она, – знаешь, что нам стоит сделать, когда ты вернешься домой? Надо будет выбраться за город вместе с Томми – пусть он даже пропустит несколько дней в школе. Побудем все вместе на природе, устроим себе небольшой отпуск. Может, на целую неделю. Как тебе такой план?

– Звучит прекрасно. Я… Да, это звучит прекрасно.

И дверь за ними закрылась.

– Эй, приятель, ты меня спасешь?

– Спаси меня, друг.

– Спаси меня…

Он находился в центре всеобщего внимания, раздаривая сигареты, пока не услышал голос Чарли:

– Мистер Уайлдер, будьте добры пройти со мной.

И он завел Джона в комнату с табличкой «Посторонним вход воспрещен».

– Этого курева вам хватит ненадолго, если будете швыряться им направо и налево, – сказал он. – Обычно, когда пациент получает сразу целый блок, мы храним его здесь и выдаем ему сигареты по мере надобности. Вот, глядите, я пишу на блоке ваше имя.

В процессе написания он поинтересовался:

– Та леди – это ваша супруга, мистер Уайлдер?

– Да.

– Очень приятная женщина и одевается со вкусом. У вас есть дети?.. Да, это здорово: иметь сына. А у меня три дочери, – продолжил он, когда они уже вышли в коридор. – Семи, восьми и девяти лет. В них вся радость моей жизни.

– Ну и как ты объяснишь это, Чарли? – заявил, подходя к ним, Спивак.

– Объясни мне это, если ты такой охренительно умный.

– Что именно объяснить, Доктор?

– А как по-твоему? Речь о моем отце и моей сестре. Я так их и не дождался. Проторчал у треклятой двери не менее часа, но никто из них не пришел. Знаешь, что я думаю?

Взгляд у него был столь же диким, как в то время, когда его вырубили после боя с тенью. Чарли положил руку ему на плечо, как бы намереваясь отвести в сторону для приватной беседы, но Спивак не двинулся с места.

– Знаешь, что я думаю? Я думаю, что этот вонючий задрот, именуемый ее мужем, задурил голову обоим, ей и отцу. Он убедил их, что я опасный психопат, и они попросту списали меня со счетов. Они оставят меня гнить в этой дыре!

– Успокойтесь, Доктор, я уверен, что могло быть множество причин, помешавших им приехать сегодня. Во-первых, как вы помните, ваш отец уже в преклонных летах, и для него поездка сюда из Уайт-Плейнс представляет немалую трудность. А у вашей сестры есть своя семья, о которой нужно заботиться, и не исключено, что она…

– Чарли, ты большой и сладкий шоколадный батончик, однако ты ни черта не смыслишь в человеческой натуре. Даже мелкий тупой засранец Уайлдер разбирается в этом лучше тебя. Дай-ка мне твою ручку.

– Не надейтесь, Доктор, что получите от меня хоть что-нибудь, пока не извинитесь перед мистером Уайлдером и передо мной. За вашу грубость.

– Хрень господня! Грубость. Извинения. Ладно-ладно, я извиняюсь. Попробую выразиться иначе. Дражайший медбрат, не будете ли вы столь любезны одолжить мне вашу бесценную двадцатидевятицентовую шариковую ручку на срок приблизительно в двенадцать секунд?

Получив ручку, он извлек из кармана пижамной куртки клочок грязной бумаги, приложил его к стене и написал набор цифр.

– Вот, возьми. А теперь слушай внимательно. Это телефонный номер моей сестры. Я хочу, чтобы ты сегодня после смены позвонил ей и передал следующее послание. Скажи ей…

Но Чарли уже качал головой:

– Вы же знаете, что нам это запрещено.

Спивак сделал три шага назад и остановился, прочно расставив ноги, сжав кулаки и сверкая глазами:

– А что вообще тебе разрешено? Улыбаться? Читать проповеди? Ублажать убогих? Что вообще ты можешь делать, большой тупой гребаный…

– Доктор!

– Вот тебе и «Доктор». Черт, почему ты просто не вырубишь меня, чтобы с этим покончить?

– Я думал над этим, – сказал Чарли, – но мне кажется, что вы просто ведете со мной игру. А я в игры не играю, как вам известно. Кроме того, вы отнимаете у меня слишком много времени, а здесь, помимо вас, полно других пациентов, которыми я должен заниматься.

С этими словами он развернулся, примкнул к одной из бредущих по коридору колонн и сразу же был окружен пациентами, ищущими его внимания. Спивак одиноко прислонился к стене, и Уайлдер воспользовался этим, чтобы удалиться без лишних слов.

И сразу направился в туалет. Теперь у него в кармане была расческа – еще один подарок Пола Борга, – и, смачивая ее под краном, он смог наконец привести в порядок свою шевелюру: четкий пробор слева, сравнительно короткая середина челки зачесана назад, а более длинные волосы по краям – назад и вниз за ушами. Эту прическу он перенял у актера Алана Лэдда после нескольких лет экспериментирования и полагал ее весьма эффектной. Сейчас, оглядев себя под разными углами в мутном, покрытом белыми и красными пятнышками зеркале, он нашел свое лицо солидным, мужественным и внушающим доверие. Пожалуй, несколько встревоженным, но отнюдь не невротическим и уж тем более не безумным. В этом свете совершенно нелепым представлялся сам факт его присутствия в «Палате для мужчин, склонных к насилию», и осознание этой нелепости побудило его слегка покачать головой и саркастически улыбнуться.

– Эй, что ты там делаешь? – раздался чей-то голос позади него. – Никак не налюбуешься собой?

– …Я о том, что поведение моей сестры вполне объяснимо, – говорил Спивак во время ужина, усаживаясь за длинный стол рядом с Уайлдером. – Она позволяет себя трахать этому скользкому ублюдку, который орудует своим старым членом так и эдак, пока не доведет ее до визга, и потому неудивительно, что она верит всей этой фрейдистской бредятине, которой он пичкает ее в дневное время. Но мой отец – это другой случай. Как и мои братья. Они же образованные люди! Они же медики! Они отлично понимают, что на меня здесь наехали под гнусно сфабрикованным предлогом, обвиняя… впрочем, оставим подробности. Нас ждут расчудесные макароны с сыром.

В числе новоприбывших в понедельник (или уже наступил вторник?) был седой негр с множественными травмами головы и лица, так что окровавленные бинты скрывали даже его глаза. Поскольку санитары не могли отправить на прогулку слепого, его оставили лежать на откидной койке, которую огибала колонна, идущая по этой стороне коридора. Уайлдер миновал его дважды, прежде чем заметил, что его кисти и щиколотки привязаны толстыми жгутами к раме кровати. Больной все время ворочался, стонал и невнятно бормотал; несколько раз он рывком приподнимался в полусидячее положение, издавая дикий вопль.