– Что касается меня, думаю – научится воровать и купит необитаемый остров. Потом оглядел собравшихся и уставился на Ильюшеньку.

– Ну, а ты чего сидишь, ставить будешь, или особое приглашение требуется? Или тебе меньше всех нужно? Опять дрыхнешь там?

Ильюшенька очнулся, почесав жесткую шевелюру, немного подумал, потом с грустью пробормотал:

– Думаю, покончит с собой… Во всяком случае, в данной ситуации это наиболее разумное решение, – и добавил, – не так хлопотно.

– Все! Ставки сделаны, господа! – прозвучал громкий голос Филлипка. Потом обернулся к Лее:

– Вы свободны, красавица! Лошадь выпустили из стойла – бега начинаются!

– А срок? – воскликнул Казанова. – Обозначь ей срок!

– Ах да, конечно! – вспомнил Филлипок, – Он сказал, что… срока не будет. А срока-то нет! – и захохотал. – Значит, так тому и быть! Месяц или день, год или столетие – Он посмотрит. А с Ним не спорят. Срок без срока! – и снова зашелся гомерическим хохотом. – Время пошло, красавица! – и все за столом как-то расслабились, оценивающе глядя на нее.

– Надеюсь, ты все поняла, что я тебе сказала? – бросила напоследок Королева.

– Увидимся, сладкая, – промурлыкал Казанова.

– На посошок? – очнулся Фимка, наливая ей из бутылки коньяк. Он протянул полный стакан, и она почему-то залпом, с отчаянием его опорожнила. Крепкий напиток впился в горло и теплом разлился по всему телу.

– А пьет, как жена императора! – восхитился Филлипок.

– Скорее, как вдова, – резко добавила Изольда Карловна. А лицо Фимки перекосило. Он даже рот открыл, когда она опорожнила стакан, и крупная капля пота потекла по его лбу.

– До скорой встречи! – глухо донесся голос Палыча, как из могилы или из преисподней. – Желаю поскорее свихнуться! – и замолчал. Лея зачем-то обернулась на Ильюшеньку и уже хотела идти, но тот, виновато посмотрев на нее, произнес:

– Я провожу.

Он с трудом поднялся с насиженного за столетие дивана, довел ее до двери и даже спустился на несколько ступенек.

– Зачем им это? – остановившись, нервно спросила Лея.

– Не знаю… Ревность, злоба, обида…, чтобы вам больнее было. Такие исключения делаются не для всех, – трезво, рассудительно произнес он и громче добавил: – На моем веку такое впервые! Помолчал немного и пробормотал: – Кроме того они испросили себе индульгенцию.

– Не поняла?

– Ну… Тот, кто выиграет этот спор, будет допущен дальше… На следующий уровень. Как в игре!..

Лея долго молча смотрела ему в глаза.

– Лошадь выпустили из стойла, – вспомнила она слова Филлипка.

– И еще вопрос, зачем поставили вы? – и почему-то через силу улыбнулась.

– Скука, – не глядя на нее, пробормотал Ильюшенька, – невероятная скука! К тому же – все это только игра! – и, заглянув в ее глаза, обомлел. А она задала последний свой вопрос:

– Ильюшенька, а как на самом деле зовут вас? – и снова улыбнулась. Коньяк в эти страшные минуты чудесным образом придал ей силы, ударив в голову. Ильюшенька стоял совершенно изумленный, глядя на эту женщину и ее улыбку, потом пробормотал: – Илья… Так и величают, просто Илья… А… А можно будет с вами встретиться как-нибудь еще? – робко произнес это и покраснел, продолжая на нее смотреть.

– Хлопотно это, Илья, – резко ответила она, но уже спокойнее добавила, – я подумаю… если, конечно, не сойду с ума или не сопьюсь, не стану шлюхой, не уплыву на необитаемый остров или просто не покончу с собой. Прощайте! – и выскочила на улицу, где яркое солнце, встретив ее с нетерпением, горячо освятило лицо и трогательно обожгло своим вниманием…

6

Потом она долго бесцельно шаталась по городу, не разбирая дороги и не замечая никого, а в голове, как вспышки, мелькали бессвязные фразы:

«… Призраки… Тени… Отголоски прошлой жизни… Их давно нет в живых… Они зависли между небом и землей…».

В соседней комнате зашумел ветер, унося ее в бесконечную даль, а в памяти возникали чудовищные слова: «Всех нас лишили кое-каких способностей», «Все это только игра»…

Сейчас перед ее глазами стояли физиономии этих людей-нелюдей: Похотливо-порочное, красивое лицо Казановы, безвольное, потное от невероятных страданий – Фимки, улыбающееся Филлипка, словно тому все нипочем, за ним тупое безразличие Палыча, гневное, устрашающее обличие Королевы и, наконец, флегматичное – Ильюшеньки.

– Так вот, как выглядит ад, – подумала она и содрогнулась. – А, может, ничего страшного нет. Сидят себе эти люди в комнате и играют в карты. Просто играют! Уже десятки лет! Уже сотни лет!.. Давятся пороками, обгладывая свои грехи… Играют в человеческие судьбы.

И вдруг в голове промелькнуло:

– Ты такая же, как и мы. Испытательный срок! Лошадь выпустили из стойла! Бега начинаются!

Они поставили на нее, и теперь она и была той лошадью, которую запрягли и пустили по кругу… Рыжая лошадь! Нет, не по кругу – вышвырнули в этот город, где она должна была что-то делать. Скорее, наоборот – не делать ничего – полная свобода действий. Что может быть проще – «никому не помогать»? Чушь какая-то! Странное условие – эта Королева от злобы своей просто сошла с ума! Да и кому она могла помочь, кого спасать и от чего? Зачем?… Себя! Тоже зависла!!! Безумие! Неужели она могла сделать этот шаг? – и мысленно перенеслась на тот мост. Но этот эпизод был словно стерт из ее памяти. Она не помнила совершенно ничего! Она не верила в это!

– А если все это какой-то обман, дьявольский розыгрыш? Но кому это нужно?… Тогда откуда все это? – и оглянулась по сторонам, а в голове снова возник рой чужих мыслей. Пока она бродила по улицам – от волшебного коньяка способность видеть людей насквозь несколько притупилась, но теперь, спустя пару часов, вновь проявила себя с новой силой, и сейчас она трезво смотрела на город и людей. Отчаянно захотелось сделать еще глоток того коньяка, который дал небольшую передышку. Но спасительная бутылка оставалась в странной комнате, а она один на один с этим городом, где люди проходили мимо, оставляя ей на память свои тяготы, истории, судьбы. Снова только проблемы, и ничего более. А она все знала, видела, все понимала.

Вдруг улица напомнила ей огромный военный госпиталь. Раненые лежали стройными рядами на каталках. Их раны были открыты, они кровоточили, и им требовалась срочная помощь. А она с белой сумкой и красным крестом пробиралась между ними, думая:

– Кому еще можно помочь, кого спасать, как? Зачем? От кого?… И чего от нее хотят?

Очнулась от этого странного наваждения. А люди мчались по своим делам, не обращая на нее внимания, как будто их тоже кто-то запряг, и они, закусив удила, несутся по своему предсказуемому кругу. Нет, двигались они в разных направлениях, но если проследить траекторию их пути, можно было заметить, что был он коротким и замкнутым. И непременно заканчивался сегодня там, где начался утром. А завтра все с начала. Тоже зависли?!! Интересно, о чем они думают, что их объединяет?