Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все, что случилось потом, ей вспоминалось, как в тумане. Видимо, она попросту напилась. Все тянулись к ней чокнуться. Опрокидывали рюмку за рюмкой. Марина потеряла осторожность и пила теперь наравне с другими. Сталин опять завел граммофон. Едва заиграла музыка, к Марине подошла Егорова, обняла ее за плечи и заговорщицки шепнула:
— Будь с Иосифом поласковей, ему это необходимо.
За этим танцем сразу последовал другой, потом еще, еще и еще… Теперь Сталин плясал только с Мариной. После каждого танца Сталин заводил граммофон, затем хлопал очередную рюмку и возвращался к поджидавшей его девушке. Остальные мужчины, Микоян, Калинин, Орджоникидзе, теперь к ней и не приближались. Она вообще будто стала невидимкой. Женщины на нее избегали смотреть даже украдкой. Марина существовала только для Сталина. Приглашая на танец, он целовал ей руку, но сейчас его походка стала нетвердой, случалось, он не попадал в такт.
Она уже не чувствовала его табачного запаха. Хотя приоткрыли окна, клубы сигаретного дыма плавали вокруг люстр. От ее партнера несло густым перегаром. Марина сама удивлялась, как она еще держится на ногах. Заплетающимся языком Марина отвечала на мгновенные вопросы Сталина. Какие роли приходилось играть? Не страшно ли выходить на сцену? Как с этим борется? Играла ли в кино? Нет? Пусть попробует обязательно! Кино — важнейшее из искусств. Самое доступное для народа, самое революционное, с его помощью надо воспитывать народные массы…
Он сыпал вопросами, словно стараясь ее подловить. Потом вдруг замолкал, искоса наблюдая за Марининой реакцией. Они были почти одного роста, но в его объятиях Марина себя чувствовала совсем крошкой. Странная была пара! Если можно было ее назвать парой. Скорей, казалось, что огромный кот играет с мышонком.
Эта мысль рассмешила Марину. Сталин глянул на нее одобрительно. И они оба почти беззаботно расхохотались.
Сталин опять заговорил. Его язык сейчас был уверенней, чем ноги. Театры кишат врагами революции. Но театральное искусство доставляет людям радость, и ему самому в первую очередь. «Какие пьесы вам нравятся? ”Любовь Яровая” Тренева? Нет? Может быть, ”Егор Булычев” Горького или ”Бронепоезд” Всеволода Иванова? Может, пьеса по роману ”Бруски” Панферова или по фильму ”Земля” Довженко?»
Сталин перечислял спектакли, казалось, он знает весь театральный репертуар. «А как вам Булгаков? Хотели бы сыграть в пьесах Булгакова? Ну, еще бы! Но вы молоды, придется потерпеть. Вообще с Булгаковым требуется терпение. Очень сложный человек, как все гении». Но он, Сталин, любит его пьесы, несмотря ни на что. Он, Сталин, назвал свою статью в «Правде» «Головокружение от успехов». Статья о колхозах, но это относится и к нашему искусству. «Вы не читали? Обязательно прочтите завтра же. Вам будет полезно».
— Булгаков — большой мастер, Марина Андреевна. Очень большой. Но это не значит, что перед ним надо преклоняться. Запомните мой совет: вообще ни перед кем не стоит преклоняться.
У Марины уже не хватало сил поддерживать беседу. Кажется, он это понял. Вдруг она споткнулась. С ее ноги слетела туфелька, и Марина, подпрыгнув, как воробышек, балансируя одной рукой, другой вцепилась Сталину в рукав. Сталин развеселился, как мальчишка. Они вновь дружно расхохотались. Он обнял Марину за талию не без некоторой осторожности. Рука властелина казалась почти невесомой. Он опять заговорил:
— Я о тебе скажу Булгакову. У него зоркий глаз. Если ты действительно настоящая актриса, он оценит.
Кажется, она поблагодарила Сталина. А может быть, и нет, уже не помнит. Но что значило это обещание и неожиданный переход на «ты» она, конечно, сообразила.
Теперь, кроме них, оставались только две пары. Ворошилов и Мария Каганович танцевали щека к щеке с безмятежностью давних любовников. А Молотов с женой — по старинке, нежно взявшись за руки. Егоровой в зале не было.
Этот танец оказался последним. Сталин больше не заводил граммофон. Он отозвал Ворошилова в сторону. К ним присоединился плотный мужчина, которого она раньше не замечала. Потом Марина узнала, что это был Паукер, начальник охраны Сталина. Мужчины о чем-то перешептывались. Отвернувшись от них, Марина подошла к столу, но на стул не села, опасаясь, что потом не сможет подняться. Стоя, выпила большой фужер воды. Опять поискала взглядом Галину. Как сквозь землю провалилась! А заодно и Каганович, и дядя Авель.
Марина мечтала добраться до своей постели. Но понимала, что это неосуществимая мечта.
После того как Сталин к ней вернулся, Марина не переставала удивляться, сколь естественно развиваются события. Они покинули гостиную, о своем плаще она даже не вспомнила. Рука об руку шли сводчатым коридором. Паукер не отставал ни на шаг, а потом вдруг словно развеялся в воздухе.
Они взялись за руки. Опьяневшая Марина не задавалась вопросом, куда ее ведут. Как уже и не чувствовала себя мышкой в когтистых лапах, не думала о том, какая они странная пара.
Путь оказался недолгим. Сталин придержал ее за плечи, развернул спиной к себе и прикрыл ей глаза ладонями.
— Зажмурься! Не открывай глаза, пока я не скажу.
Марина подчинилась. Сталин ее направлял. Он обнял Марину за талию, прижав ладонь к ее животу. Маринино легкое платье прилипало к ее вспотевшему, еще влажному после танцев телу. Марина почувствовала, что перед ней раскрылась дверь и пахнул ветерок. Направляемая Сталиным, она сделала шаг вперед. Воцарилась совсем уже глухая тишина, не нарушаемая даже их дыханием.
— Теперь можешь открыть!
Это был кинозал. Малюсенький, всего на дюжину мест. У противоположной экрану стены помещался длинный полукруглый диван. Восточный ковер на полу заглушал их шаги, бархат кресел и дивана скрадывал звуки. Призрачно мерцал белый экран, схваченный угольно-черной рамкой.
Дверь закрылась сама собой, будто снабженная специальным механизмом. И Сталин впервые припал губами к ее обнаженному плечу.
— Если ты станешь киноактрисой, здесь я буду тобой любоваться.
Он спустил с нее платье и уложил ее на диван, но слегка неуверенно. Он целовал ее плечи, шею. Пытался справиться с лифчиком. Все это делал совсем не грубо, но неловко, суетливо. Почти раздев Марину, он вдруг сбавил темп. Его ласки сделались менее страстными. Стыдливо пряча глаза, он поинтересовался, девственница ли она.
— Нет, нет…
Марина услышала собственный голос. Какое-то хриплое кваканье, глухое сипенье. Ах вот оно что? Рановато начала. Ну, так тем лучше! Когда Сталин припал к ее губам, Марина задрожала. И он опять залился своим мальчишеским смехом.
Этой ночью она так и не выспалась. Будто разом нырнула в черную яму и, как ей показалось, уже через миг вынырнула. Экран все так же мерцал призрачным светом, чуть освещая диван, где они примостились.
Сталин крепко спал, несмотря на свою неудобную позу. Он продолжал обнимать Марину, даже во сне не выпуская из своих рук. Марина боялась шелохнуться, чтобы не разбудить его. Ей хотелось забыться. Усталая, измученная, Марина наконец погрузилась в какую-то вязкую дремоту, будто ее засосала болотная жижа. А когда всплыла на поверхность, вновь ощутила навалившееся на нее грузное тело.