Кралевы. Старая чешская семья, не коммунисты, но все же добрые чехи. (Пауза). Теперь из-за меня наше имя проклято во всем городе. Когда Гитлер ворвался к нам, когда Лондон и Париж предали нас, я объявил себя немцем. Вы знаете, это разрешалось всем, кто мог доказать хоть полпроцента арийской крови у своей прабабки. От меня отвернулись все, даже друзья. Я должен был врать, врать близким людям.

Ф у ч и к. Зачем же понадобился этот маскарад?

К о л и н с к и й. В Градце Кралевом тюрьма была забита чехами. Им приходилось там очень скверно. И я подумал: лучше им иметь рядом меня, чем какого-нибудь озверевшего наци. И я пошел туда. А потом, когда стали искать людей для Праги, я сумел достать рекомендации, и меня перевели сюда, в Панкрац. (Помолчав). И если я и здесь пригожусь моим землякам, пусть меня еще громче проклинают дома.

Ф у ч и к (недоверчиво). Послушайте, какое мне дело до всего этого?

К о л и н с к и й (понимающе). Не спешите, Фучик. Кое о чем спрошу вас. Не хотели ли бы вы что-нибудь передать на волю? Что-нибудь написать?

Ф у ч и к. Не понимаю вас. Мне не о чем писать.

К о л и н с к и й. Ну, о том, как вы попали сюда. Не предал ли вас кто-нибудь? Кто как держался здесь… Что нужно будет делать потом. Пригодится, если не сегодня, так в будущем.

Фучик молчит.

Понимаю, вы не верите мне? Не бойтесь, никто не узнает — вынесу и спрячу. Поймают, я первый заплачу головой. Ну, так как? Будете писать?

Ф у ч и к. Нет.

К о л и н с к и й (протягивает бумагу и карандаш, которые были спрятаны за бортом мундира). Возьмите. Возьмите же, Фучик.

Ф у ч и к (потянулся к нему и сразу же отпрянул). Нет, нет.

К о л и н с к и й (положил бумагу и карандаш под матрац). Если начнете, дайте мне знать. (Выходит).

Ф у ч и к (взволнованно). Слишком хорошо, чтобы можно было поверить! Кто он? Истинный друг или провокатор? Человек в мундире врага — и сам протягивает тебе руку, чтоб ты не погиб бесследно… Писать! Передать в будущее то, что ты видел, передумал, пережил. Писать? Нет, нет. Пока нет. Это может быть и великим счастьем и большой ловушкой…

Открывается дверь. В и л л и  пропускает в камеру  П е ш е к а  и  И р ж и.

П е ш е к (протягивает Фучику несколько смятых маргариток). Юльча, они росли во дворе, возле мусорных ящиков. Но, ей-богу, пахнут не хуже, чем в парке на Градчанах! Возьми, это тебе, ты же любишь цветы.

Ф у ч и к. Спасибо, отец. Спасибо! Это самые дорогие и красивые цветы в моей жизни. Подумайте сами: цветы, пробившиеся сквозь камень! Садитесь оба поближе ко мне и слушайте внимательно. Возможно, сегодня, только что, я нашел того, кто поможет нам пробить первую щель в этих стенах!

П е ш е к. О ком ты, Юльча?

Ф у ч и к. Что вы скажете о Колинском?

П е ш е к. Колинский? Странный он человек, этот наш надзиратель. Всегда разговаривает только по-чешски. И никогда не ударит, не обругает.

И р ж и. И вы заметили это, Пешек? Замкнутый он какой-то, одинокий. И не дружит ни с кем из немцев. Настоящая белая ворона среди них. И все же… Вы доверитесь ему, Фучик?

Ф у ч и к. Сегодня нет. И завтра нет. А послезавтра… через дни, недели — возможно. Чувствую, верю, друзья, мы еще потрясем эти стены!

П е ш е к. И я стал жить надеждой на это, Юльча. (Взглянув на Иржи). А кое-кто собирался сегодня посчитать зубы Фридриху.

И р ж и. Придется на время отложить. Хочу посмотреть, как треснут эти стены.

Ф у ч и к. Посмотреть? Нет, Иржи, не смотреть, а пробиваться сквозь них!

Входит  В и л л и.

В и л л и (Иржи). Ты, собирайся на допрос!

И р ж и (делает жест, словно у него в руках кий). Жаль, жаль. А мы только собирались сыграть партию в «пирамидку».

В и л л и. Ты, поворачивайся живее!

П е ш е к. У нас в Чехии так говорят, господин стражник: лучше медленно двигаться пешком, чем быстро на катафалке.

В и л л и. Замолчишь ты когда-нибудь, старая падаль?

П е ш е к. Только на виселице, господин стражник. Только на виселице!

В и л л и. Молчать!

Ф у ч и к. Не забудь, Иржи, ты должен вернуться!

Вилли и Иржи выходят.

П е ш е к (вздыхает). Если бы это зависело только от нас — вернуться или не вернуться с допроса…

Ф у ч и к. Он вернется, отец. Непременно вернется. Надежда — лучший спутник в таком пути. А сегодня у нас у всех появилась надежда. Надежда! Мы выдержали оборону в Панкраце, отец. Теперь пришло время действовать. Понимаешь: действовать!

ИНТЕРМЕДИЯ

Опускается второй занавес. Перед ним появляется  И р а с е к.

И р а с е к (катит впереди себя тележку-коляску с газетами и журналами и весело напевает).

Победитель —

Храбрейший наци,

Вы не хотите ль

К чертям убраться?

       Наместник Гейдрих,

       Заправь машину,

       Ведь скоро, скоро

       Покажешь спину!

Появляется  п р о х о ж и й, дородный, хорошо одетый, в зеленой шляпе с перышком, в брюках гольф, толстых башмаках.

И р а с е к (увидев прохожего). Сенсация! Сенсация! Фюрер на берегу Волги. Войска фюрера готовятся форсировать Волгу! Сенсация! Сенсация!

П р о х о ж и й (берет газету, кладет монетку). Значит, дела идут как нельзя лучше, господин Ирасек?

И р а с е к. Благодарение богу, господин Гретер. Фюрер обещает этой осенью выпустить дух из красных… Кажется, ему надоело их упорство.

П р о х о ж и й. Да! Только так. Не понимаю, почему они до сих пор не сдаются?

И р а с е к. Вы же знаете их невозможный характер, господин Гретер.

П р о х о ж и й. Хайль Гитлер! (Раскрыв газету, удаляется).

И р а с е к (выкрикивает). Сенсация! Фюрер обещает этой осенью выпустить дух… (пауза) из русских! Красные скоро свернут шею… Гитлеру… (пауза) аплодирует вся Европа!

К Ирасеку подходит  З д е н е к  В е н ч у р а.

З д е н е к. Добрый день, господин Ирасек. Позвольте у вас тут посмотреть газету? (Тихо). Есть что-нибудь для меня, Ирасек?

И р а с е к. Да, и очень важное. Кто-то из арестованных выдает наших, одного за другим.

З д е н е к. Вот как! Теперь многое становится понятным.

И р а с е к. Неизвестно, знает ли он вас, но вы должны сейчас же скрыться, уйти с завода и переменить квартиру. Приготовьте фотографии, вам смастерят документы на другую фамилию.

З д е н е к. Ясно. Связь и дальше через вас?

И р а с е к. Да. У меня пока все чисто. Принесли?

З д е н е к (оглянувшись по сторонам, быстро передает небольшой сверток). Письмо Центрального Комитета к чешскому народу, ко всем участникам движения сопротивления. Здесь сто штук, тридцать для вас, остальные разделите между другими продавцами газет. Только будьте осторожны. Значит, до завтра! (Возвращает газету). Честь! (Уходит).

И р а с е к. Честь! Ну, займемся начинкой… (Быстро раскладывает внутри своей коляски в несколько газет по листовке и прячет, напевая).

Победитель —

Храбрейший наци и т. д.

Подходит  ч е л о в е к  в форме железнодорожника.

Ж е л е з н о д о р о ж н и к. Мою газету, господин Ирасек.

И р а с е к (протягивает ему газету). Развернешь дома, Карел… Здесь письма к нашим людям. Три штуки. Одну оставишь