рамках федеральных программ по защите объектов здравоохранения от чрезвычайных ситуаций и биотерроризма, в том числе таких его проявлений, как рассылка почтовых отправлений, содержащих споры сибирской язвы. Представитель Федерального агентства по управлению в чрезвычайных ситуациях во время телеконференции захотел узнать, какие больницы в районах, подверженных угрозе наводнения, позаботились расположить электрогенераторы и прочее оборудование, связанное с подачей энергии, выше уровня первого этажа. Выяснилось, что это сделали всего два лечебных учреждения из примерно двадцати, и Мемориальный медицинский центр не вошел в их число.

Руководитель управления быстрого реагирования Центров по контролю и профилактике заболеваний в электронном письме, отправленном через несколько часов после телеконференции, особо предупредил нескольких своих коллег о серьезности этой проблемы. Он, в частности, написал: «Предполагается, что многие из больничных генераторов выйдут из строя, поскольку, согласно прогнозам, вода поднимется очень высоко». Он также сообщил, что в лечебных учреждениях Нового Орлеана, на который вот-вот должен был обрушиться ураган «Катрина», оставалось порядка 2500 больных.

Вряд ли, однако, это следует считать удивительным. Планирование необходимых мероприятий на случай условного «Урагана «Пэм» происходило с большими задержками и растянулось на целый год. Менее чем за неделю до описываемых событий в Новом Орлеане прошли специальные учения, финансировавшиеся Федеральным агентством по управлению в чрезвычайных ситуациях. Сценарий этих учений предполагал наличие в городских больницах во время урагана катастрофического масштаба более 2000 пациентов. Никто не представлял себе, как можно экстренно эвакуировать такое количество больных, а чиновники Министерства здравоохранения США в последних совещаниях, посвященных планированию мер по противодействию стихии, не участвовали.

Диспетчеры «Акадианы», крупнейшей в регионе компании, предоставляющей услуги перевозки больных на машинах «Скорой помощи», не успевали отвечать на звонки. Подавляющее число обращений было связано с требованиями эвакуировать больных людей из находящихся в зоне риска больниц, частных санаториев и домов престарелых, а также жилищ. Часть спецавтомобилей, которые компания могла предоставить для этих целей, застряли в пробках на федеральном шоссе. Чтобы сэкономить время, некоторые водители стали свозить больных на стадион «Супердоум», вместо того чтобы эвакуировать их из города.

Главное лечебное учреждение прихода Сент-Бернард, медицинский центр в Чалмет, сумел организовать эвакуацию пациентов, но первые «Скорые», которые увезли людей, находившихся в критическом состоянии, больше в клинику не вернулись. Администрация новоорлеанской городской больницы собиралась вывезти в западную часть штата Луизиана девять самых тяжелых пациентов, но оказалось, что для этого было необходимо договориться о срочной и чрезвычайно дорогостоящей перевозке воздушным транспортом. Для всех остальных вариантов эвакуации было уже слишком поздно. Дороги были настолько загружены машинами, что процесс вывоза пациентов, находящихся в тяжелом или критическом состоянии, мог растянуться на сутки. Один частный санаторий еще до начала сезона ураганов заключил с некой новоорлеанской туристической компанией контракт стоимостью 1400 долларов об эвакуации своих клиентов в случае чрезвычайной ситуации в штат Миссисипи на семи больших автобусах. В итоге в субботу вечером диспетчер компании сообщил администрации санатория, что в его распоряжении имеются только два автобуса – и ни одного водителя, поэтому соблюсти условия контракта не представляется возможным.

* * *

В районе полудня Линетт Бёрджесс-Гиди ворвалась в реанимационное отделение Мемориального медицинского центра, нашла среди пациентов свою мать и, бросившись к ее койке, стала ее целовать. Дженни Бёрджесс, открыв большие миндалевидные глаза, приподняла голову с подушки и довольным голосом спросила:

– Это ты, Линетт?

– Да, мама, это я. Я здесь. Где же мне еще быть?

Линетт Бёрджесс-Гиди приехала в больницу накануне вечером из Нидерландов, где проживала, узнав, что рак матки, которым страдала ее мать, дал метастазы и является неоперабельным. Она с притворным ужасом взглянула на руки матери и заявила:

– Твое ногти выглядят просто ужасно, мама. Тебе необходим маникюр.

Дженни Бёрджесс всегда умело пользовалась губной помадой, пудрой, румянами и другими средствами косметики. Теперь это была полная женщина семидесяти девяти лет от роду, однако в молодости она была высокой, имела прекрасную фигуру с тонкой талией и пышными бедрами и неограниченный доступ в салон красоты, которым владела ее старшая сестра Глэдис. Уже будучи молодой матерью, она сбежала от поколачивавшего ее мужа. Ее единственного сына убили во Вьетнаме. Но она знала и хорошие времена. Когда-то она умела радоваться жизни, обожала пользоваться духами и частенько, обняв свою дочь Линетт, говорила ей: «Давай потанцуем! Ну, давай же!»

Дженни Бёрджесс, которая теперь то приходила в сознание, то снова впадала в забытье, прожила большую и непростую жизнь, и ее эмоциональная дочь, будучи не в состоянии удержаться, стала рассказывать о ней молодой темноволосой медицинской сестре, которая в тот день ухаживала за ее матерью. Но медсестра была сильно обеспокоена и слушала ее невнимательно: в больницу пришел ее муж, державший на руках их маленького сына, который еще толком не научился ходить. Супруг умолял молодую женщину уехать из города вместе с ним и ребенком. Но медсестра осталась на своем посту.

Линетт Бёрджесс-Гиди снова принялась потчевать медсестру историями из жизни своей матери. Она, в частности, сообщила ей, что Дженни Бёрджесс сама была дипломированной медсестрой и тридцать пять лет проработала в больницах и санаториях Нового Орлеана. «Правда? – рассеянно отозвалась молодая женщина. – Я об этом не знала».

Дженни стала медсестрой, чтобы иметь средства на содержание и воспитание детей. До этого она перепробовала много других профессий – от диспетчера такси до секретаря владельца бюро похоронных услуг. Но работа медсестрой в Новом Орлеане – даже в середине XX века и даже если речь шла о женщине с кожей скорее бронзового цвета – содержала в себе много странностей и парадоксов. Так, имея право заботиться о пациентах многих частных клиник, сама Дженни получить в них медицинское обслуживание не могла. Мало того, хоть она и родилась через несколько месяцев после открытия в 1926 году Мемориала, государственного лечебного учреждения, которое тогда называлось Южной баптистской больницей, прошло более четырех десятилетий, прежде чем она получила право стать его пациенткой.

По сути, Баптистская больница стала одним из последних медицинских учреждений южных штатов страны, где вступил в силу закон об отмене расовой сегрегации. «Медикэр» и другие федеральные страховые программы в сфере здравоохранения заработали в середине 1960-х, и больницы не могли получать соответствующие выплаты, если в них в той или иной форме имела место расовая сегрегация или дискриминация. Белые баптисты отказывались участвовать в федеральных страховых программах, предусматривавших подобные условия. «Мы убеждены, – говорилось в заявлении администрации баптистской больницы, обнародованном в 1966 году, – что сможем гораздо лучше служить всем людям, если будем свободны от ограничений и препятствий, создаваемых правительством, которое пытается диктовать нам, как должна работать