себя. Это стратегический просчет, по-моему, грубейшая ошибка, вспомни любое собрание: народ ни гугу, ни слова, ни полслова, все голосование — «прошу поднять, прошу опустить», а Ица и иже с ним вконец распоясались и кое для кого законодателями стали, тоже мне, палата лордов. Я настаиваю на том, чтобы собрание было открытым, чтобы решал коллектив. Представлю доказательства, и пусть все выскажут мнение — свое собственное, а не чужого дяди.

— Хм, — качнул головой через какое-то время парторг, — в твоих словах есть доля истины, правильно, поведение этого парня вне всякой критики, однако я должен знать заранее, о чем пойдет речь. — Крушев, откинувшись на спинку дивана, приготовился слушать. — Валяй!

Но Палиев вновь поставил его перед дилеммой:

— Ты лично мне веришь или нет?

— Сто раз тебе говорил: как себе самому.

— Я заранее и обстоятельно тебе все расписывать обязан? — повысил голос Иван, — Зачем предварительный сговор, шушуканье? Не хочу я этого, товарищ парторг, так поступают одни перестраховщики: а вдруг собрание провалится, а вдруг то, а вдруг се. Что, не найду я аргументы для своей защиты и разоблачения этого афериста? За свидетелей ручаюсь головой. И еще. Дело касается не только нашего парка, бери выше… Я требую, чтобы ты пошел на риск, ну, или пан, или пропал. Ты должен рискнуть, Крушев, я ж все взял на себя. Да разве это риск! Просто ты доблестно взвалишь на себя ведение собрания без предварительной подготовки. Дай мне веры как коммунист коммунисту, не выпытывай ничего. Что следует, я выскажу завтра. А хоть и ошибусь, собрание будешь вести ты, возражай, соглашайся, перерыв объявляй, как там по уставу? Вот мое условие, — Иван отер со лба пот, а Крушев встал и давай мерить шагами холл.

— Хм, а что, как не соглашусь?

— Не согласишься? — потупился Иван. — Не согласишься, значит, завтра я подаю заявление об уходе.

Крушев остановился у окна: туман заполонил всю улицу.

— Меня грипп свалил, а тебе, вижу, на него наплевать… Я согласен. Мое мнение: вопрос об этом Лорде назрел.

— В пять, — просиял Палиев.

— Да, собрание назначено на пять, — ровно продолжал парторг, — открытое партийное собрание, повестка дня: о поведении водителя такси имярек…

— Правда? — вскочил Палиев, и только сейчас Радослав отвернулся от окна.

— А ты что навоображал, Палиев? — улыбнулся он. — Что меня испугаешь внеочередным собранием? Как же ты меня раньше не раскусил? — Улыбка его стала добродушной. — Что, спешишь?

— Да, за ночь порядком надо дел провернуть.

— Действуй, — сказал парторг, прощаясь. И долго стоял на лестничной площадке.

VIII

Одним из свидетелей, как вы догадываетесь, был знакомец Палиева Пеца. К нему Иван и подался. Тот располагался с женой и сынишкой ужинать.

— Ты! — оторопел он, завидев стоящего в дверях кухни бригадира, об ужине не могло быть и речи. — Пройдем в комнату, — в мгновение ока сориентировался Пеца. У Седефки, жены его, все внутри похолодело.

— Стряслось что? — Она перевела тревожный взгляд с гостя на мужа.

— Много хочешь знать!

— Да я по работе, пустяки, — проговорил Иван предельно спокойно, и Седефка с облегчением перевела дух.

— А я себе говорю, не иначе напасть какая. Вы, шоферы, всю дорогу одной ногой в тюрьме, — повздыхав, она занялась ужином, а мужчины перешли в соседнюю комнату, подсели к раскладному столику, на котором высился кованый подсвечник. Первым заговорил Пеца, в голосе его слышалось сомнение:

— Согласился?

— Сам понимаешь, нет, — Иван закурил и, студено глянув на своего однокашника, сообщил такое, что у Пецы в секунду кровь отхлынула от лица. — Завтра, в пять часов, дражайший Пеца, — так сказал Палиев, — в нашем парке состоится открытое партийное собрание, повторяю, открытое, на повестке дня — моральный облик твоего сменщика Ицы. На собрании я честно перескажу историю с характеристикой, с начала, как было. Как ты меня затащил на «облака», о чем просил, как потом разжевывал правила игры, как безумно жаждешь оформиться по блату в Ливию…

— Ты с ума спрыгнул, — заикнулся было Пеца, но Иван и ухом не повел.

— Завтра разберемся, на собрании, кто спрыгнул, а кто пока нет.

— Решил меня доконать? Загнать в могилу?

— Горячо, Пеца, горячо!

— Хоть убей, Ваня, но этого не делай, как брата прошу, — захныкал хозяин дома, и Иван не сдержался:

— Где твое человеческое достоинство?

— Какое достоинство?

— Человеческое! — Палиев почти крикнул, но Пеца, похоже, не слышал.

— Какое достоинство, спрашиваю, когда ты меня продал с потрохами, — запричитал он. Иван поморщился.

— Ни одной живой душе я о тебе и четверть слова не сказал и говорить не собираюсь. Ты сам завтра на собрании выложишь о себе все, абсолютно: и про Лорда, и про Баева, все как на ладошке, ясно тебе?

Пеца в невыразимой панике привалился к стене.

— Я сам?

— Именно. Ты. Сам. Именно ты, Пеца. Историю с характеристикой я изложу по пунктам, шаг за шагом, будь уверен, и если ты не признаешь свою ошибку, — нет, вину — и не будешь чистосердечен, пеняй на себя, — Палиев встал, собираясь уходить, но Пеца вцепился в него мертвой хваткой.

— Не уходи!

— Что такое?

— Я отродясь на собраниях не выступал…

— На этот раз придется, Пеца, покрутил шарманку, порассусоливал свои теорийки по ресторанам… Что посеял…

— Не уходи! Что я должен сказать, скажу все, как велишь!

Палиев пожал плечами.

— Я от тебя ничего не требую, абсолютно. А зашел предупредить, что завтра собрание, на котором ты выступаешь, искренне и чистосердечно, вот и все, что непонятного?..

— Значит, я должен… и об этой девке? — впал в отчаяние Пеца. — Ну… которую мне Лорд подложил, ну, которая…

— Которая что?

— Которая меня подкузьмила, как еще жив остался, — одними губами произнес он, и тут до Ивана дошло.

— Без сомнения, придется объяснять и это.

— А жена, — Пеца с великой опаской покосился на дверь в кухню, — жена, тебя спрашиваю… — Вдруг он кинулся к двери, подпер ее своей мощной спиной, чтобы вдруг супруга не вошла, и, кинув горячечный взгляд на гостя, молитвенно сложил руки. — Я не виновен, Ванек, — шептал Пеца, — у меня к ней ничего серьезного…

Ивану стало смешно это брюзжание и чуточку жаль Пецу.

— На собрании об этом можно не упоминать, — великодушно разрешил он.

— Да, Ваня, — согласился Пеца тоном проштрафившегося школяра и незамедлительно зашелся в порыве энтузиазма. — Я им завтра покажу кузькину мать, жулье, повязали меня этой… им боком выйдет, чтоб ты знал…

— Поживем — увидим, — тряхнул головой Палиев. — До завтра.

Пеца проводил его до калитки, не забыв напомнить на прощание:

— Если Лорд этот задрипанный вякнет о… ней, я все отрицаю, говорю тебе сразу.

Иван, неопределенно