– Все в нем абсолютно человеческое, никаких признаков, что это может быть какое-то трансформированное существо. Да и не умрет более сложный организм от ядовитого укола в ногу. От яда, рассчитанного на людей.

– И что оно тады такое?

– Любопытно понаблюдать это тело в процессе разложения, – Феликс свернул с трассы, срезая путь к дому Никанора.

– Так попроси докторицу нашу в теплое место его переложить. Через пару денечков и понаблюдаем.

– Это слишком, ни к чему ей такими делами заниматься. Сами разберемся.

Вскоре машина въехала во двор пятиэтажки и притормозила у подъезда.

– Спокойной ночи, спасибо за содействие.

– Уснуть бы ишшо тут, – старик открыл дверь и, кряхтя, полез наружу, – с думками энтими замогильными.

Оставив дверь открытой, он пошел к подъезду.

– Это подделка под человека, Никанор, да? – крикнул Феликс ему вслед.

– Да! – ответил старик, и за ним захлопнулась дверь подъезда.

По дороге обратно, Феликс машинально потирал пальцами правой руки – на них еще жили прикосновения к холодному плечу Всеволода Плетнева. Понятное дело, что от любого театра, балагана бродячего, во все времена можно было ожидать чего угодно, но такой странный актер – это было чересчур.

На подъезде к площади Восстания ожил телефон. Вызов был из компании «Gnosis».

– Слушаю.

– Вечер добрый, Феликс Эдуардович, – произнес голос Петра. – Можете разговаривать?

– Относительно, я за рулем.

– Хорошо, тогда не буду отвлекать, скажу лишь, что в ближайшее время ждем вас на инъекцию. В этот раз, думаю, сможем предоставить вам препарат более долгосрочного действия. Мы смогли достаточно его усовершенствовать.

– Отрадно слышать. И каков срок действия?

– Полгода.

– Прогресс, да. Приеду на днях.

– Ждем вас.

Оставив машину во дворе, Феликс зашел в вестибюль. За стеклянной конторкой охранника тихо работал телевизор, самого Алексея видно не было. Проходя мимо, Феликс заглянул за стекло, увидел на столе недопитую чашку чая, журнал с кроссвордами и мобильный телефон. Серебряный стилет – подарок Феликса – исправно стоял на углу столешницы, словно примороженный острием клинка к дереву.

Поднявшись на этаж и войдя в квартиру, мужчина не стал привычно прислушиваться – дома его маленькие компаньоны или отсутствуют, а пошел прямиком в ванную, раздеваясь на ходу.

Он долго стоял под душем, смывая длинный день, агентство, город с дорогами, переполненными людьми и автомобилями, морг, неподвижное тело с остановившимся сердцем.

Когда Феликс вышел из ванной, ворон с крысой сидели в коридоре напротив двери, ожидая его появления. Были они какие-то непривычно тихие.

– Что такое, в чем дело? – спросил мужчина, завязывая пояс черного шелкового халата.

– Ничего, все в порядке, – ответил Дон Вито.

– А почему так странно смотрите?

– Нормально смотрим, как обычно! – каркнул ворон.

– Что-то сломали, разбили, испачкали? Лучше сразу признайтесь, пока я этого не обнаружил.

– Да нет же, все в порядке. – Дон Вито поднял передние лапки, словно собирался сдаваться в плен. – Просто ждали тебя, ждали, придремали немного и толком не проснулись еще. Как прошел твой день, дорогой?

– Нормально. – Феликс пошел на кухню, ощутив, как неожиданно и резко заявил о себе голод. – Взялись за новое дело и сразу в нем начались странности.

– Что за странности? – ворон с крысой потянулись следом.

Открыв дверцу холодильника, мужчина произнес, глядя на полки с кокосовыми орехами:

– Совершено убийство, есть орудие, есть труп, но труп какой-то нечеловеческий.

– А чей? – глазки Дона Вито заблестели любопытством.

– На вид это обычный мужчина, но стоит присмотреться, как становится понятно – тело ненастоящее.

Феликс достал пару орехов и принялся ломать скорлупу, сливая кокосовое молоко в бокал. Ворон с крысой переглянулись.

– Мы ничего не поняли! – сказал Паблито. – Это как так?

– Пока мы тоже мало что поняли. Сейчас собираем информацию об этом человеке.

– А мотив убийства уже известен? – поинтересовался Дон Вито.

– С мотивом еще предстоит разобраться. Прежде всего интересно, что это за тело и каким образом создали подобный организм.

– Когда я жил при библиотеке, – сказал крыс, – то читал про Франкенштейна. Хоть и старенькая история, наивная слегка, но нет ли здесь каких-то параллелей?

– Опять он со своей библиотекой, – проворчал Паблито. – Выискался крыс ученый на наши головы!

Поднялся Феликс еще затемно. Полночи его сознание блуждало в сумеречных водах информационного пространства, в котором вампиры находили другу друга и отправляли мысленные послания без учета расстояний. Ворон с крысой уже научились распознавать, когда Феликс спит, а когда уходит в дальние свои путешествия. Кого он искал, куда смотрел через километры лунной темноты, своим любопытным маленьким компаньонам, неизменно желавшим находиться в курсе всех событий, мужчина так и не рассказал.

Фонари на улице погасли. Светлело небо над крышами домов, день обещал быть солнечным и ясным.

Неторопливо приготовив кровезаменяющий напиток, Феликс взял бокал и пошел в гостиную, решив выпить его, глядя на натюрморт с виноградом и птицами, который висел в простенке. Ворон с крысой, следовавшие за ним попятам, тоже явились в гостиную. Видя, что мужчина с самого утра задумчив и не разговорчив, они старались лишний раз не привлекать к себе внимание, но долго просидеть в молчании всё равно не смогли.

Вспорхнув на круглый стол, накрытый искусно вышитой скатертью, Паблито походил кругами, уселся по центру и произнес:

– Слушай, Феликс, а есть у этой скатерти какая-нибудь история? Здесь же у каждого предмета что-то есть, и эта старая скатерть тоже тут не просто так?

– Она еще оттуда, из моего дома в Толедо, – сделав небольшой глоток кокосового молока, подкрашенного вином, мужчина поставил бокал на деревянный подлокотник кресла. – Видишь, какая она плотная и длинная? Даже складки на полу. В холодные вечера под обеденный стол помещалась металлическая посуда с горячими углями, мы собирались на ужин, садились, ставили ноги поближе к углям, опускали скатерть и хорошенько подтыкали ее со всех сторон. Таким образом тепло дольше сохранялось.

Дон Вито подошел поближе и тронул вышитую ткань ладошкой.

– Надо же, – тихо произнес он, – сколько живу у тебя и не знал, что эта скатерть – память о теплом уюте твоего родительского дома.

– Я постарался сохранить ее во всех моих переездах. – Залпом допив кровезаменитель, Феликс встал с кресла. – Пойду собираться.