сработать, если порталы не открыты на вход, — пробормотал Келлфер. — Значит, там кто-то, кто хочет навредить Приюту. Но никто не смог бы зайти.

Они ускорили шаг почти до бега и преодолели длинный подъем меньше, чем за минуту. Келлфер держался чуть позади, и Даор с каким-то смутным удовольствием отметил, что друг опять прячется за его спину, вынужденный не оказываться с опасностью лицом к лицу. Даору же было любопытно, что происходит, и он поддел друга:

— Как обычно, убиваю я, а ты докладываешь все Сину?

.

Келлфер что-то ответил, но герцог уже не услышал: в этот миг он увидел, что происходило за куполом, и впервые, кажется, за последние девятьсот лет, сердце пропустило удар. Алана, его осторожная и отважная девочка, свернулась на земле, платье ее было порвано на животе, и она тяжело дышала. Крови не было. В нескольких шагах от нее стоял, задыхаясь от боевого азарта, мужчина, на шее которого блестел уже известный Даору ошейник с крупным камнем по центру горла.

Шепчущий и, судя по постановке ног, опытный воин.

Даор, не помня себя, ударил по сферическому щиту, но тот зазвенел, и ответная волна была такой мощной, что сбила Келлфера с ног. Проклиная Сина, Даор сосредоточился на заклинании, в этот раз сплетая слова в целенаправленный и точный приказ, но это требовало времени, которого у него не было. Если пространство внутри щита не безмагическое…

— Разберешься?! — громко спросил Келлфер, поднимаясь, но Даор не ответил. Келлфер исчез. Краем сознания Даор отметил, что друг пошел за Сином, но сейчас ему было плевать на все, кроме этой маленькой площадки, укрытой от него, проклятье, великолепным защитным заговором, сильнейшим из тех, с которыми ему приходилось иметь дело. И Алана лежала по ту сторону этой пламенеющей стены.

.

Шепчущий в ошейнике прокричал что-то в сторону Аланы, но это не сработало, и он недоуменно остановился, а потом его лицо озарилось злобой. Даор выдохнул, утроив усилия, и щит затрещал, а после пошел трещинами, но все же не спешил осыпаться. Молодой паренек, которого Даор сначала не заметил, ринулся на шепчущего сбоку, пытаясь сбить с ног, но так болонка могла бы напасть на медведя. Мужчина повернулся и схватил парня прямо за горло, занося вторую руку для безусловно смертельного удара. Алана вскочила и кошкой метнулась вперед, на спину нападавшему, и обхватила его за шею неумелым, но вполне целенаправленным захватом. Мужчина отпустил парня и наклонился вперед, а когда Алана потеряла равновесие и повисла на нем, отчаянно цепляясь, ударил ее спиной о защитный купол. Девочка охнула, а потом вскрикнула, когда он, ухватив за волосы, как пушинку перебросил ее через свою голову, выдирая пряди.

Даор ударил по щиту еще раз, с такой силой, что земля под ним вздрогнула и клубами взметнулась вверх, и щит разлетелся на миллиарды осколков, превращаясь в пыль. Прежде, чем только что разделавшаяся с пареньком и теперь наклонившаяся над Аланой мразь что-то прошептала, Даор сжал мужчину в силовых тисках, не особенно задумываясь, и человеческая фигура брызгами взорвалась, превращаясь в жидкость, шмоты мяса и обломки костей. Алана попыталась заслониться, но ее облило этой жижей с ног до головы, Даор видел, как она зажмурилась и отползла назад, прижавшись спиной к столбу.

Он взглянул на лежавшего и беспомощно хватавшего воздух пар-оольца с перебитым горлом и, ни мига не промедлив, вонзил ему в сердце воздушное лезвие. Тот дернулся последний раз и затих.

Алана сидела на траве, по-детски поджав ноги, и обнимала себя руками. Кровавое месиво, в которое превратился нападавший, покрывало ее целиком, и на буром от этой крови лице светились широко раскрытые влажные глаза. Она редко и с усилием моргала.

Даор бросился к ней, сам не понимая, что хочет сделать, зная только, что ему нужно почувствовать ее, живую, теплую, в своих руках. Он присел рядом с Аланой, ловя ее взгляд, но девочка будто его не увидела, все так же продолжая обхватывать свои хрупкие плечи, сжимаясь в клубочек. Волосы ее спутались и повисли, измазанные, но Даор не замечал этого, когда гладил ее по голове, дрожащую, плачущую без слез. Кажется, он шептал ей что-то успокаивающее, прижимая к себе, и она вдруг схватилась за его рубашку, очень сильно сжала ткань, почти до треска, не раскрывая губ, будто хотела закричать и не могла. Ее лицо оказалось совсем близко — бледное под всей этой кровью, искаженное ужасом и каким-то беспомощным отчаянием.

«Смерть — это смерть», — вспомнил Даор ее слова.

— Алана, — прошептал он. — Все хорошо. Все закончилось.

Она с трудом выдавила:

— Они мертвы. А Ноам? Это все их кровь. Я вся в крови, Свет, вся в их крови.

Герцог не ответил, злясь на себя, что не сделал этого иначе. Рука, зажавшая прядь русых волос… Они заслужили большего. Но не Алана. Ей не нужно было этого видеть и не нужно было пачкаться. Ее глазам вообще не стоило больше видеть смерти.

Даору хотелось оправдаться перед ней. Смерть никогда его не пугала, кровь — тем более. Каждая женщина, ради которой он убивал кого-то, считала это комплиментом даже в том случае, если это не было связано с его отношением к ней.

Каждая, но не Алана.

— Прости, — неожиданно для самого себя извинился Даор. Кровь десятью тонкими струйками отделилась от ее лица, волос и одежды, от его рук и единым шаром упала за столбом, у которого сидела его девочка. Алана, кажется, не заметила перемены, только подняла на него свои остекленевшие ужасом глаза. Руки ее все так же сжимали его рубашку.

— Я ничего не сделала, честно, — проговорила она. — Я никак их не провоцировала. Я просто была здесь. И Ноам.

— Ты ни в чем и не виновата, — ласково сказал Даор, продолжая гладить ее по снова пушистым волосам. Страх за жизнь Аланы постепенно отступал, и с каждым вздохом, срывавшимся с ее губ, внутри разжималась какая-то ужасающе сильная пружина. Внезапная мысль пришла ему в голову: больше никогда она не окажется в опасности, не имея возможности его позвать, больше не будет ходить по краю.

Даор поднял с травы железную пуговицу, оторвавшуюся, скорее всего, от ее же платья. Тоненький, почти незаметный ручеек металла потек по его пальцам и дальше, по ее волосам, к самой макушке. Алана не замечала его манипуляций и только удивленно моргнула, когда он обратился к ней:

— Ты знаешь, как меня