Пейпер выпрыгнул из автомобиля и тут же начал задавать не успевшему опомниться пленному вопросы — по-английски. Главное, что хотел выяснить полковник: кого ждал американец на перекрестке в Бонье.

В это время, скрытый от Пейпера за поворотом, вниз по склону из Бонье в направлении Мальмеди неторопливо двигался еще один американский джип. В нем сидел представитель военной полиции — он только что проводил колонну 7-й бронетанковой дивизии США на защиту транспортного узла в Сен-Вите и теперь возвращался обратно. До отправления следующей колонны оставался еще целый час.

Перекресток был пуст. В домиках по правую сторону дороги крестьяне и их «гости» — беженцы (в основном немцы с границ или из Рейнской области) садились за свою скудную трапезу. Мадам Бодарве стояла у себя в кафе «Бодарве» на кухне у раковины и болтала со своим соседом Анри Ле Жоли. Без нескольких минут час они услышали шум двигателей техники, медленно поднимавшейся по дороге из Мальмеди. Ле Жоли выглянул из окна кухни и коротко бросил мадам Бодарве: «Янки». Та рассеянно кивнула. Оба наблюдали за тем, как американская колонна приближалась к вершине холма. Это была батарея В 285-го батальона полевой артиллерии, направлявшаяся из Хюргтенского леса в город Виельсальм. Подразделение было необстрелянное, еще не приписанное ни к одной дивизии; впрочем, вскоре ему предстояло обрести славу ценой собственной смерти. Каким-то непонятным теперь уже образом этот батальон затесался между колонн 7-й бронетанковой дивизии и пытался найти дорогу к боевым действиям, которые, по поступившей информации, начались на так называемом «призрачном фронте».

На перекрестке один из передовых джипов остановился, и солдат, показавшийся Ле Жоли офицером, вошел в кафе в сопровождении двух своих товарищей.

— Виельсальм? — спросил он, указывая на дорогу.

Мадам Бодарве кивнула.

— Avez-vous vu les Allemands?[12] — обратился вошедший к Ле Жоли.

Крестьянин сделал вид, что не понимает по-французски, хотя до того, как вошли американцы, они с мадам Бодарве разговаривали именно на валлонском диалекте французского. Ле Жоли был немец по национальности. Он, как и его отец, родился в Германии, еще до того, как по условиям Версальского мира эта территория отошла к Бельгии. Ле Жоли и не пытался скрыть своих надежд на то, что войну выиграет Германия. Поэтому он только сердито покачал головой. Американцы пожали плечами и собрались обратно на улицу.

В этот момент с восточной стороны показался первый полугусеничный вездеход группы Пейпера. Сразу же раздались выстрелы. Американский грузовик вспыхнул. Колонна остановилась. Какой-то джип несся вперед без водителя, который выпал в кювет. Американцы разбегались во все стороны, а Ле Жоли пытался успокоить мадам Бодарве.

— Может, спустимся в погреб? — спрашивала она.

— Нет, если куда-то прятаться, то только в сарай, — качал головой Ле Жоли. — Если дом сгорит, из погреба нам не выбраться.

Но и до сарая добраться они не успели. Стрельба прекратилась так же внезапно, как началась. На улице американцы выбирались из придорожных канав, бросали оружие и поднимали руки над головой. Кухня же наполнилась восемнадцатилетними немецкими солдатами в вымазанных грязью камуфляжных комбинезонах.

Тут подъехал и сам Пейпер с криком «Прекратить огонь!». От пленного американского подполковника он узнал, что в Линьевиле в отеле «Дю Мулин» расположился генерал-янки. Его нельзя было спугнуть.

Прекратив стрельбу, молодые эсэсовцы занялись окружением пленных, которые выбирались на дорогу, болтая и переругиваясь, как будто в их судьбе только что не произошло ничего страшного.

Пейпер бросил несколько приказов, сел обратно в джип и выехал в направлении Линьевиля вслед за головными «Тиграми». За ним отправились и солдаты, вновь рассевшись по машинам.

И вот перекресток снова пуст — если не считать пленных американцев и горстки молодых солдат с двумя танками, оставленных для охраны пленных. Любопытство вывело обоих бельгийцев из мрачного кафе, чтобы поглазеть на янки; вслед за ними вышел и пятнадцатилетний мальчишка — беженец с границы по имени Пауль Пфайффер.

Немцы находились в злобном и мстительном настроении. В Бюллингене они тоже взяли с сотню пленных, часть из которых заперли в подвале — так трое из них бежали, зарезав охранника карманным ножом. Теперь молодые эсэсовцы жаждали мести. Анри Ле Жоли, как ни рад он был возвращению немцев, на которое всегда надеялся, сразу почувствовал это и волновался, как бы чего не случилось.

Генерал Тимберлейк, командующий 49-й бригадой ПВО, на которую была возложена обязанность охранять город Льеж, находящийся в тылу, в тридцати километрах от линии фронта, только что закончил трапезу в отеле «Дю Мулин» в Линьевиле. Было два часа дня.

Но вот жители деревни чувствовали себя не столь уверенно, как генерал Тимберлейк и офицеры его штаба. Все утро через деревню по направлению к Виельсальму шли отбившиеся от своих частей солдаты — кто с оружием, кто без него, но все выглядели пристыженными и крайне стремящимися поскорее оказаться в тылу.

Незадолго до того в деревне остановилась колонна 7-й бронетанковой дивизии, что на некоторое время успокоило жителей, но потом она ушла дальше, и на защите деревни снова остались лишь зенитчики генерала Тимберлейка и горстка снабженцев 9-й бронетанковой дивизии, которые приехали на грузовиках вчера поздно вечером и встали на постой по приказу своего командира капитана Сеймура Грина. На все вопросы о том, что происходит, он лишь пожимал плечами и говорил, что все, что он знает, — это приказ остановиться в Линьевиле и дождаться появления двух остальных колонн снабжения.

Время текло медленно. Стрельба с востока слышалась все громче. Жителям деревни в целом нечего было бояться возвращения немцев, но все равно некоторые паковали свой нехитрый скарб в холщовые сумки и отправлялись вверх по дороге в Ставло. Большинство же не трогались с места. Месье Юбер Лемер, деревенский казначей, продолжал работать у себя в кабинете. Мадемуазель Лоше пошла в сарай доить коров. Герр Рупп, владелец крупнейшей в деревне гостиницы, тоже не собирался убегать, несмотря на то что был, вопреки своему немецкому имени и тому факту, что родился 69 лет назад, ярым бельгийским патриотом. Однако он нервно посматривал в окно, беспокоясь за дочь и жену, да и за свой отель.

Ровно в 2 часа звуки выстрелов стали гораздо громче. Стреляли теперь совсем рядом. В окно Рупп видел «Шерман», которому экстренно чинили разорванную гусеницу, пока он активно отстреливался вверх, в направлении Бонье. Из-за отеля в перестрелку вступила зенитная батарея генерала Тимберлейка. Дом стал сотрясаться от звуков стрельбы, и Рупп инстинктивно пригибал голову.

Дребезжа на ухабах, с горы съехал бульдозер.

— Там танки! Немецкие! Много! — прокричал водитель капитану Грину, который выскочил из отеля на звуки стрельбы. — В меня стреляли немецкие танки!

Капитан отреагировал тут же.