Видеть его полностью нагим мне странно и стыдно. Отвожу взгляд с того, что ниже пояса и смотрю в родные глаза. Они смеются. Потом я перестану стесняться его тела, но сегодня позволю себе маленькую слабость. Должно же мне быть хоть за что-то стыдно? Муж подползает ко мне, нависает. Глажу его лицо, отчего он начинает приятно урчать. Лёгкая ласка приятна не только ему, но и мне.

— Какой ещё вариант есть в этой милой голове? — прокладывая дорожку поцелуев от ушка к ключице.

— Тебе это сейчас так важно?

Неужели он готов ещё оттягивать момент нашего единства? Даже мне уже тяжело. Хочется, чтобы пустоту внутри заполнило хоть чем-то. Вот только он реально медлит. Чувствую, как его плоть касается меня там, проходится сверху, гладит, проскальзывает, но не спешит попадать в самый эпицентр. Понимаю, что у него нереальная выдержка. Но у меня ее нет. Скольжу руками с плеч, на пресс и неспешно прохожусь пальчиками по его прибору. Макс на мгновение прикрывает глаза. Ему нравятся мои смелые касания. Мне они тоже нравятся.

Чувствовать его руками довольно странно и волнительно. Хотя больше меня волнует его потяжелевшее дыхание и стиснутые зубы. Глядя в глаза, он убирает мою руку и заводит ее за голову, продолжая удерживать своей.

— Плохая волчица. Я не разрешал.

— Ты сказал в нашем доме, — и тут мне в голову приходит одна мысль. Огонь в его глазах подтолкнул надеюсь к правильному варианту.

— Верно. В нашем, — целует упругую грудь, рождая новую волну желания. Он не прикасается сильно, оттого становится ещё острее. — Доме.

— У камина. Полночь, свет от живого огня и полной луны. По периметру свечи. Романтический ужин для нас двоих, лёгкая музыка. Тёплая шкура дикого зверя и мы. Мы бы сидели потные, разомлевшие. Ты бы прижимал меня к своей груди. Разговоры ни о чём и совместная ванна после безумства. Но и там бы мы не остановились на простом купании. Все по новой. Уснули бы только под утро все на том же ковре, потому это слишком романтично.

— Угадала, почти полностью. В гостиную мы бы не вернулись. Я бы отнёс тебя в нашу постель и там бы, прижав к себе, уснул следом за тобой.

— За что ты мне достался? — слеза все же вырвалась на волю.

— Т-ш, маленькая. Все хорошо. Это мне надо спрашивать, чем я заслужил такое тёплое солнышко, — целуя в щёку, спешит утешить, не переставая дразнить внизу. — Не смей сомневаться в себе. Ты лучшее, что случалось со мной. Все годы ожидания того стоят. Просто отпусти себя. Забудь обо всем и всех. Мы итак нарушаем все правила. Точнее, я нарушаю.

— Нет, не нарушаешь. Я люблю тебя, — крепко обхватываю его лицо руками, потому что не могу иначе. — Как человек люблю, никак волчица. Ты самый лучший, самый добрый, нежный, отзывчивый. Рядом с тобой мир меняется. Все становится ярче, душа хочет петь, танцевать. Давай закончим с разговорами на сегодня. Не хочу ни о чем думать. Есть только мы и наше время.

— Наше время только начинается.

И тут он обрушился на меня с пламенными поцелуями. Я металась по постели, как дикая кошка. Хотелось уползти от его умелых и обжигающих губ, но он держал меня крепко, не давая отползти. Макс распалил нас до предела. Сил терпеть не было. Я только поскуливала от неудовлетворённого желания. Все скручивало тугой спиралью, требуя мужского внимания прямо там.

Шептала, просила перестать мучить нас обоих, но он не слушал. Все продолжал свою сладостную пытку. То нежные прикосновения с поверхностными поцелуями от ключицы до пупка, то резкая хватка на бёдрах. Мне казалось, что уже началась агония. И тут его губы встретились с моими в собственническом поцелуе. Губы и язык творили нечто невообразимое. То поглаживал, то посасывал, чередовал с укусами.

— Моя Луна, — и небольшая боль прошлась по телу. — Все хорошо, тихо, на этом все, — и смотрел в глаза с такой нежностью. — Моя маленькая девочка, моя нежная Луна, мой светоч.

— Твоя. Только твоя. Навсегда. Не отпускай меня.

— Никогда, — произнёс, начиная двигаться во мне.

Мне казалось, что весь мир перестал существовать. Важным осталось только чувство единения. Коже к коже, душа к душе. Мы не просто любили друг друга, мы связывались тонкой ниточкой раз и навсегда. Муж был неумолим. Я наслаждалась его страстью. Совершенно не хотелось воевать за право быть у руля и его это явно не огорчало. Стоило только начать активнее подставлять шею или грудь для поцелуев, как с его губ сорвалось довольное рычание. Он подчинял, призывал покориться как самку, что я с радостью сделала.

Я не покорюсь ему как личность, потому что мне нравится выводить его из себя. Такого строгого, хмурого, непробиваемого. Нравится рушить его маску из спокойствия. А в постели, в семье. Пусть будет головой. Я все равно останусь шеей, которая умело поворачивает голову в нужном направлении.

Чувствовала, что мой финал близок. Все внутренности скрутило. Хотелось вырваться из его хватки, отползти в сторону, потому что вытерпеть тот огонь, что вот-вот вырвется наружу с каждой секундой становилось труднее. Но хватка не позволяла этого сделать. Чем сильнее я пыталась освободиться от супруга, тем глубже он оказывался на мне и не давал сорваться. Буквально несколько мощных движений и во мне что-то взорвалось.

Меня подкинуло к нему и клыки сами обнажились, впиваясь в мокрую кожу пары. Тихое шипение разнеслось по комнате, и по моему телу пронеслась волна радости и удовлетворения. Словно меня вознесли к небесам и решили там оставить. Это его эмоции, не мои. Метка поставлена и принята. Он мой. Каждая самка теперь будет знать, что мужчина занят и не посмеет даже приблизиться к нему, как бы не хотела.

— Я первым должен был это сделать, — целуя в плечо, пророкотал муж.

— Разве это имеет сейчас значение? Я просто сделала так, как подсказало мне сердце. Ты не рад? — в сознании проскочил страх.

А что если ему и правда пока не хотелось обзаводиться меткой? Ведь такая связь крепче плотского удовольствия. Она рождает в истинное такое единство, что быть вдали друг от друга плохо.

— Не накручивай себя, не смей. Все идеально, просто не по плану.

Потёрся своим носом о мой, вызывая во мне новую волну трепета. Я чувствовала, что