– Эй! – окликнул ее голос с другого конца тупика, но его обладателя скрывала тень. Хейзел подняла лицо, почти уверенная, что сейчас встретится с одним из матушкиных монстров.

Но это оказался парень. Парень, которого она видела недавно, сероглазый, с длинными темными волосами. Тот самый, что стоял рядом с Алмонт-хаус. Он скользнул к ней и протянул руку. Та была грязной, сквозь дыры в перчатке виднелись пальцы, но ногти оказались чистыми. Хейзел приняла ее и позволила парню помочь ей подняться.

Он откашлялся.

– Дверь запирается с началом демонстрации. Доктор Бичем терпеть не может, когда его прерывают.

Хейзел слабо ему улыбнулась.

– Это я уже поняла.

Парень откинул волосы с лица.

– Ты не зашла, когда было открыто. Я смотрел. То есть я не смотрел на тебя, но тебя тоже видел.

– Я надеялась, – сказала Хейзел, разглаживая юбки, – проскользнуть внутрь, когда демонстрация начнется. Чтобы не привлекать внимания. Полагаю, нечасто женщины приходят на такие мероприятия.

– Наверное, нет.

Хейзел ждала продолжения. Парень шаркнул ногой и попытался вытереть грязные руки о штаны. В итоге пришлось заговорить Хейзел.

– Я – мисс Синнетт, – произнесла она.

И, едва успев произнести свое имя, пожалела об этом. Губы парня изогнулись в легкой улыбке, и он отвесил ей поклон.

– Очень приятно, мисс Синнетт.

Все еще улыбаясь, он подошел ближе. Хейзел почувствовала, как жар ползет по шее к волосам.

– Теперь ваша очередь представиться.

Улыбка парня превратилась в усмешку, такую широкую, что можно было разглядеть его длинноватые клыки.

– Что, прямо сейчас? – переспросил он, но имени так и не назвал. Вместо этого сказал: – Если вам все еще интересно, что творится там, внутри, я знаю, как туда попасть.

– В анатомический театр?

Парень кивнул.

– Да! Пожалуйста! – Хейзел услышала, как звенит в собственном голосе волнение. – Я хотела сказать, если вас это не затруднит.

– Нисколько. Я не против.

Без промедления парень взял Хейзел за руку и потянул в переулок, влажные каменные стены которого пахли сыростью и потом, такой узкий, что до сих пор она его просто не замечала. Юбка Хейзел доставала до стен с обеих сторон. Парень двигался уверенно, то подпрыгивая, то огибая торчащие камни под ногами, так, словно был соткан из дыма. Остановившись у деревянной двери, он дважды резко стукнул. Дверь открылась изнутри, и парень мгновенно втянул Хейзел в темный коридор, освещенный светом единственного факела в конце.

– Ты здесь работаешь? – шепнула Хейзел, пока он тянул ее вперед. – На анатомов?

– В каком-то смысле, – ответил он, оглядываясь на Хейзел. Казалось, его серые глаза светятся в темноте, и, хотя в коридоре было душно, Хейзел внезапно охватила дрожь. – Вот сюда.

Они добрались до конца темного коридора. Из-за света факела лицо парня выглядело странно – сплошь углы и тени. До Хейзел донеслись близкие голоса – тихое бормотание, звучный, раскатистый баритон, – но слов было не разобрать.

– Если хочешь посмотреть, доктор здесь, – сказал он.

– А ты разве со мной не пойдешь? – спросила Хейзел.

– Не-а, – ответил он. – Я и в реальной жизни вижу достаточно страданий, чтобы еще смотреть, как какой-то доктор причиняет их под звуки аплодисментов.

Хейзел не поняла, шутит он или нет. По ту сторону двери раздался мужской крик. Даже в свете факелов Хейзел разглядела, как ее спутник приподнял бровь, словно говоря: «Видишь?»

Он чуть приоткрыл дверь, но в эту щель Хейзел не удалось разглядеть, что за ней. Она замялась.

– Все в порядке, – сказал парень. – С тобой все будет хорошо. Верь мне.

Хейзел кивнула и приподняла юбки, чтобы как можно тише проскользнуть мимо парня. Когда они оказались прижаты друг к другу меж узких стен коридора, он отвел взгляд. Хейзел положила руку на дверную ручку и легонько нажала. Деревянная дверь беззвучно открылась, и Хейзел поняла, почему парень так уверен в том, что все будет в порядке: дверь вела под ряды, на которых сидели зрители. Ей приходилось смотреть между их ног в ботинках и сапогах, но вид на демонстрацию Бичема, до которого было менее двадцати футов, отсюда открывался идеальный.

Хейзел обернулась, чтобы поблагодарить, но парень уже скрылся во тьме.

Он помог хорошенькой девушке. Сам не понимая зачем. Она была из богатеев, такие со всеми проблемами справляются монетой. Но Джек все равно был неподалеку. И бессчетное количество раз пробирался в театр Анатомического общества с черного хода. Может, ему просто стало жаль ее, стоящую в переулке, такую одинокую, со щеками, пылающими то ли от холода, то ли от смущения. В последний раз, когда он ее видел в Новом городе, где дома ровные и блестящие, как новенький пенни, и трава растет аккуратными маленькими квадратиками, у нее на перчатке была кровь. Здесь, в Старом городе, она была не к месту.

Джек вообще не должен был слоняться у Анатомического общества в такое время, утром. Он уже сбыл свой товар Стрейну. Воскрешатели должны были исчезать с первыми лучами солнца, словно вампиры, которых подкармливают студенты-медики этого города. На доставку товара потребовалось больше времени, чем он ожидал, – Стрейн предложил ему на гинею меньше за то, что тело было недельной давности. Все так, но вины Джека в этом не было. Тела добывать было все сложнее и сложнее: ночная стража сжимала кольцо вокруг погостов Эдинбурга. Но торговаться со Стрейном, с его черной повязкой, восковой кожей и сальными волосами, не хотелось. Неудивительно, что общество поручило ему покупать тела: он и сам был похож на труп.