в бескорыстную помощь от аристократки ты не поверишь?

Я фыркнул. Не смог сдержаться. Бескорыстная аристократка – это что-то сказочное, да?

Шериада улыбнулась:

– Ясно. Тогда завтра я куплю тебя у графини, и ты переедешь ко мне.

Я снова не сдержал смех.

– Ваше Высочество, госпожа меня не продаст. Вы только зря потратите время. Вы можете меня одолжить, однако…

– О, еще как продаст. – Принцесса встала, и мы, как по команде, поднялись следом. – Куда она денется?

– Например, запросит бешеные деньги. – Аппетиты Лавинии знал весь двор. Меня однажды пыталась купить у нее герцогиня Алден, но тут же передумала, узнав цену.

Шериада улыбнулась:

– А я очень богата. К тому же у вашей графини столько скелетов в шкафу… Человек с такими тайнами пойдет на все, чтобы их не раскрывать, да, Элвин? Что ж, полагаю, на этом мы пока закончили. Я прошу прощения, что испортила вам вечер.

Больше не церемонясь, она отвернулась, прошла к двери. Повозилась какое-то время, пока надевала сапоги. Рай подал ей плащ, и она благодарно улыбнулась.

– Доброй ночи, господа. И, Элвин, пожалуйста, не колдуй пока.

И она растворилась в метели и ночной темноте. Снаружи бился ветер, и Рай, с трудом заперев дверь, пробормотал:

– Она сумасшедшая.

– На всю голову, – отозвался я.

Рай потер лоб:

– Слушай, а кто провел ее через черный вход? И главное, зачем?

Я пожал плечами. Мне было все равно – лишь бы она от меня отстала.

Вечер действительно был безнадежно испорчен. Я вдруг понял, что бывают вещи «поинтереснее» графини с ее причудами. Стать игрушкой в руках сумасшедшей, например, – к тому же принцессы, а значит, стоящей выше закона. И почему мне так не везет?

Оставалось надеяться, что Лавиния не захочет со мной расставаться. Право же, откуда у Шериады столько денег? Большинство спутников стоили дешевле меня. Должен же у нее проснуться разум?

Точно проснется, когда она услышит цену. Даже у герцогини проснулся, а ведь как до этого сладко спал!

Я лежал на кровати с закрытыми глазами, думая, что будет с Тиной и мамой, если я умру раньше, чем… Раньше них то есть. В темноте раздавалось чавканье: это Рай без зазрения совести ел торт. Его можно понять: сладкое нам доставалось редко.

– Нет, она, конечно, ку-ку, – сказал он, наевшись. – Но готовит отменно! Зря ты даже не попробовал.

Ага. А вдруг и там наркотик? Раю-то ничего, а я не хочу страдать похмельем вместе с Лавинией.

– Ты действительно веришь, что это она готовила?

– Ну-у-у… Либо у нее прекрасный повар. Эл, не кисни. Ты же знаешь, Лавиния тебя ни за что не отдаст. Расслабься.

Я отвернулся. В такие моменты я особенно ненавидел свою красоту. Вот же «повезло»! Интересно, звезды на мне крест поставили с самого рождения?

Конечно, мне не следовало так думать: эти деньги спасали мою семью. Но если бы не моя внешность…

Рай нарочито громко заскрипел кроватью.

– Эл, заканчивай. Давай спать.

– Спокойной ночи.

– Ты всегда все принимаешь близко к сердцу. Это потому что ты шибко умный. От ума одно горе, мне мать так говорила.

Я усмехнулся. Да, пожалуй. Не маячь два года назад передо мной совсем иное будущее – наверное, теперь было бы легче. К тому же не живи я восемнадцать лет в нормальной семье… Когда тебя любят просто потому, что ты – это ты. Раю было хуже. Он рассказывал это с усмешкой, но я понимал: его отец был жесток. И больше всего Рай боялся за мать: он даже не знал, жива ли она. И был уверен, все его деньги отец пропивает. «Вот бы спился уже и сдох», – говорил он.

В моей семье такое было немыслимо. Меня любили, но все это тоже осталось в той, другой жизни. Никто и никогда не полюбит спутника. Это первое, что вбивают нам в голову после подписания договора. Никто. Никогда.

Как можно полюбить наложника?

– Тебе полегчало? – спросил чуть погодя Рай.

– Да, – соврал я.

– Тогда кончай сопеть.

– Я? Да это ты храпишь! Полночи позавчера спать не давал!

Рай рассмеялся. Мы еще поговорили немного, и сон пришел легко. Пожалуй, с крестом я поторопился. С Раем мне повезло.

На следующее утро Лавиния выползла в столовую в состоянии сонной мухи, накануне искупавшейся в ликере с абсентом. И с ходу напустилась на Рая:

– Я же говорила, мне нужно соблюдать диету! Почему ты за мной не проследил? Ты должен был меня остановить!

Рай покаянно вздохнул, а когда она отвернулась, закатил глаза – мол, тебя остановишь!

Я подал Лавинии травяной настой от похмелья, – повар заранее его приготовил. Графиня скривилась – она всегда жаловалась, что он горький и вечно идет ей не в то горло. Что ж, если горл у нее, как подбородков – пять штук, то неудивительно.

– Противоалкогольная диета, моя милая? – ехидно осведомился граф, выглядывая из-за газеты.

– Ты не понимаешь, – простонала Лавиния и попыталась сфокусировать взгляд на мне: – Элвин, а ты где был?

– Во дворце, госпожа.

– А. Ну да. Точно. Господи, как же голова болит!.. И что ты там делал?

– Лавиния, узнаешь после завтрака, – перебил граф. – Потому что мне это совершенно неинтересно.

Графиня обиженно вздохнула. С похмелья она часто впадала в меланхолию.

– Да? Тебе ничего не интересно! Все, что касается меня, тебе неинтересно! Вот… – Она всхлипнула. – Вот я умру… И…

Тут Рай поскорее сунул ей десерт, как злой собаке – кость. Лавиния и повела себя как та собака – и костью с удовольствием угостилась. А потом продолжила намного спокойнее:

– А ты и не заметишь!

– О, еще как замечу, – пробормотал граф, у которого на лице было написано продолжение этой фразы: «И буду безмерно счастлив».

Лавиния капризно вздохнула и огляделась. Обычно в такие моменты граф поскорее заканчивал завтрак и сбегал в министерство. В этот раз он просто не успел.

– Ваша светлость, – в столовой возник дворецкий. – Лорд Ри́дан прибыл с визитом.

Граф подскочил: лорд Ридан – директор Королевского банка и министр финансов – был его кумиром. Я не вдавался в подробности, но графа, кажется, восхищала его политика «справедливого сдерживания цен». Сомневаюсь, что, поживи граф среди бедняков, он нашел бы эту политику справедливой. Насколько я знал, работала она только на бумаге. Но о бедных богачи не думали никогда.

– А, это к тебе, – вздохнула Лавиния. – Будь добр, прими его в гостиной. Я не одета.

Графиня и впрямь вышла к завтраку в пеньюаре, не удосужившись переодеться в утреннее платье. Очевидно, собиралась потом вернуться в постель.

– Ваша светлость, –