– Очевидно… я только что узнала… она мертва, Джордж. Так я слышала.

Не надев куртку, Джордж рванул в общежитие Одри, корпус «Барнард-холл», и застал невозможную картину. Здание современного типа предназначалось исключительно для первокурсниц; просторная общая комната располагалась на первом этаже так, чтобы все спальни оказались на втором и выше.

Его окружили женские голоса, наполнявшие короткий, залепленный объявлениями коридор, который вел в просторное помещение: высокий потолок, флуоресцентные лампы и не меньше двадцати первокурсниц. Многие плакали.

Лица, что обратились к Джорджу, напоминали качающиеся белые шары, неотличимые друг от друга. Он всмотрелся, еще будучи не в силах отказаться от поиска Одри и пытаясь выделить ее черты – волосы цвета сырого сена, темные брови, длинную шею и стройные плечи. Один шар поплыл к нему. Это была Эмили, снобка и выскочка Эмили, – она беззвучно шевелила губами и простирала руки, как бы желая обняться.

Девушка схватила его за локоть, и он ощутил себя пришпиленной бабочкой, в капкане между ее жутким присутствием и незримой стеной позади, не позволявшей удрать тем же путем, каким пришел.

– Побудь с нами, – сказала она.

Именно тогда он понял, что все по-настоящему и Одри не вернется.

На следующий день в пять минут десятого раздался звонок.

– Это Джордж Фосс?

– Да.

– Привет, Джордж, это Марлен Симпсон, декан.

– Понял.

– Боюсь, у меня скверные новости.

– Слышал.

– Ты знаешь об Одри Бек?

– Мне сказала ее соседка, Эмили. Да и весь кампус в курсе.

Накануне, согласившись влиться в толпу, которая собралась в «Барнард-холле», Джордж час просидел оглушенный среди девушек. Одни горевали искренне, другие, казалось, упивались трагедией, подобно стервятникам у свежего трупа.

Выяснилось, что вчера утром Эмили позвонили домой; она еще находилась на севере штата Нью-Йорк. Президент колледжа сообщил, что Одри Бек мертва и это, очевидно, самоубийство. Ее нашли в гараже родителей; двигатель машины был включен, и девушка задохнулась.

Друзья и знакомые Одри задавали Джорджу одни и те же вопросы. Знает ли он, что случилось? Почему она так поступила? Общались ли они на каникулах?

Он отвечал как мог, предпочитая говорить, а не думать. Угловатая брюнетка с тонким вытянутым подбородком приволокла какой-то кошмарный альбом – отчет о первом семестре. Ни на одной из фотографий не было Одри, хотя некоторые девушки вроде бы рассмотрели ее рукав на вечеринке, затылок в толпе. Джордж отметил отсутствие снимков потому, что у него их тоже не было, и он, не видев любимую четыре недели, уже паниковал – не забыл ли, как она выглядит.

Потом Эмили проводила Джорджа до Северного корпуса. Он с облегчением вошел в комнату, где, напившись пива, храпел Кевин, который сам был почти влюблен в Одри. Джордж не собирался его будить и проходить испытание заново.

– Зайди ко мне прямо с утра, – предложила декан. – В десять устроит?

– Хорошо.

– Знаешь, где мой офис?

Она объяснила. В десять Джордж был на месте. Он уклонился от встречи с соседями, а кофе взял в дежурной лавке сразу за территорией института. Было невыносимо идти в столовую, слушать пересуды об Одри и ловить на себе взгляды.

Избежал он и общения с Кевином, который, видимо, был в душе, когда позвонила декан. Скоро узнает.

Окна кабинета декана Симпсон выходили на главную площадку кампуса – замерзшую лужайку на склоне, разделенную строем вязов. С утра еще морозило, но на небе не было ни облачка, и кампус сверкал клочками снега и льда. Через пятачок шли закутанные студенты, чаще парами.

– Я попросила Джима Фельдмана заглянуть. Это один из наших психологов-консультантов, он хочет с тобой увидеться. Мы не можем настаивать, но всем будет легче… Нам бы хотелось, чтобы ты с ним встретился. Мы знаем, какие у вас с Одри были близкие отношения.

Джордж не понял ни кто эти «мы», ни откуда в колледже вообще знали о его отношениях с Одри. Он просто кивнул.

– Конечно-конечно, – затем добавил он. – Я поговорю с ним.

Декану Симпсон было за пятьдесят, роста ей едва хватало, чтобы не выглядеть карлицей. На женщине был лиловый свитер с серебряной нитью. Пышная грива седых волос доходила до плеч.

– Хорошо. Мы все потрясены. Подробности из Флориды поступают только сейчас, и наша главная забота – уберечь ближайшее окружение Одри. Мы будем рады, если ты продолжишь учебу, но поймем, если сочтешь это слишком тяжелым. Об этом Джим и хочет поговорить.

– Ладно.

У него не было никаких планов. Перспектива ухода из Мазер-колледжа ужаснула его, но еще страшнее показалось остаться здесь без Одри.

– И еще: раз уж ты здесь, расскажи о других товарищах Одри. Конечно, мы побеседовали с Эмили и еще кое с кем из «Барнарда», но понимаем, какой это груз, и не хотим никого обязывать.

Джордж кивнул, гадая, когда же заглянет Джим Фельдман. В окно било солнце, звучно тикали часы.

– Не знаю. Извините, – произнес он, уже позабыв, о чем таком не знал.

– Тебе необязательно думать об этом сейчас, но будет правильно организовать в колледже поминки. Подумала, ты посчитаешь это здравой мыслью.

Джордж пожал плечами и попытался улыбнуться.

Декан выпятила губу и склонила голову набок.

– Наверное, пора пригласить Джима.

– Давайте.

Она взялась за телефон, и не прошло полминуты, как Джим Фельдман коротко стукнул в дверь и вошел. Он пожал Джорджу руку, затем стиснул плечо. Декан оставила их наедине.

Двумя часами позже Джордж сидел у себя. По коридору зашлепал Кевин – не ошибешься. День только начался, и они еще не виделись с момента возвращения из Бостона. Дверь распахнулась, и Кевин, уже поддатый, качнулся на пороге; он был без перчаток и помахивал упаковкой «Дженеси крим эйл»[12]– двенадцатью бутылками.

– Сука… – заявил он. – Клянусь, ты приложил к этому руку…

Он сделал два быстрых неверных шага через комнату, схватил Джорджа за рубашку, рванул вверх и оторвал пуговицу.

– Господи, Кевин! Какого хрена?

– Ты бросил ее? – Тот снова дернул, и воротник треснул.

– О чем ты говоришь? Нет! – Джордж обеими руками вцепился в запястье Кевина, пытаясь высвободиться.