волна старого стыда. Нина, дочь алкашей из уродливых многоквартирных домов в Иттербю. Такая правильная и умная не по годам. Она лебезила перед учителями – так хотела, чтобы взрослые ее любили. Травля началась всерьез в старших классах, когда она и ее одноклассники перешли в другую школу и смешались с учениками из Скредсбю и других городков по соседству. Нина убеждала себя, что новые одноклассники просто шутят, что она слишком остро на все реагирует. Она пыталась смеяться вместе с ними. Придумывала способы, как заставить ребят полюбить ее. И именно эти безуспешные попытки сейчас заставляют ее опустить голову от стыда за рулем.

Юэль первым предложил Нине забить на них. Он тоже не вписывался в компанию, но гордился этим. Он первым сказал девочке, что она красива. Иногда Нина даже осмеливалась этому верить.

Юэль был ей как брат. Нина даже видела в нем родственную душу. И Моника гораздо больше была девочке мамой, чем ее собственная мать. В глазах Моники Нина хотела быть идеальной. Но чем старше они становились и чем больше тайн о Юэле ей приходилось хранить, тем сложнее это было.

Когда боковая дорога пропадает из зеркала заднего вида, дышать становится легче. Теперь вдали виднеется церковь Люкке, и Нина поворачивает налево к усадьбе Тофта. Проезжает хлева и сады, овец и лошадей в загонах. Едет по липовой аллее, ведущей к усадьбе, и сворачивает направо. Машину заполняет запах животных, когда Нина проезжает конюшню и поднимается по пригорку. На вершине несколько всадников останавливаются у края дороги, пропуская ее машину, и Нина машет им рукой. Съезжает с пригорка и едет дальше по петляющей полоске асфальта. Вдоль дороги пасутся коровы, за полем блестит вода залива. На фоне скал мачты парусных яхт кажутся белыми как мел. По другую сторону дороги в ряд стоят дома. В садах батуты, к стенам гаражей прислонены детские велосипеды.

Нина въезжает на подъездную дорогу, ведущую к желтой двухэтажной вилле.

Газон все еще не подстрижен.

Нина выходит из машины, большими глотками пьет соленый воздух. Прежде чем идти в дом, надо успокоиться. Не злиться, не быть несправедливой.

Он не понимает, насколько важны для меня эти вещи. На самом-то деле они совсем не важные. Я знаю. Просто Юэль и Моника сводят меня с ума.

Воздух в прихожей теплый и спертый, и Нина оставляет входную дверь открытой. Вешает сумочку на крючок, а ключи – в шкафчик. Аккуратно выставляет в ряд обувь.

Кухня залита солнцем. Мраморные поверхности блестят. Нина открывает холодильник. Смотрит на полки, которые заполнены едой, и это приятно.

Но надолго ли? Что будет, если Маркус не скоро найдет новую работу?

В голове Нины рождается мысленная спираль, которая начинается с процентов по кредиту, а заканчивается тем, что она становится бездомной. Она понимает, что не голодна. Не отходя от раковины, выпивает стакан воды.

Нина обожает эту кухню, этот дом. Сверкающее за окном море. Но в мысли вламывается Юэль и все портит. Меняется перспектива. Она смотрит на все его осуждающим взглядом.

Сломать можно все. Благополучная жизнь, которую Нина себе собрала по крупицам, становится жалкой, лишенной перспектив.

Иди на хрен, Юэль. Оставь меня в покое.

– Ау? – кричит она, заглядывая в гостиную.

Маркус лежит на диване с ноутбуком на коленях. Снимает наушники и заспанно смотрит на нее.

– Уже так поздно? – спрашивает он.

Нина не отвечает. Идет в ванную. Видит, что мокрое белье так с утра и лежит в стиральной машине.

Ее переполняет бешенство, оно почти опьяняет. Сейчас с ним справиться сложнее.

Маркус не виноват. У всех есть свои недостатки, со мной тоже ох как непросто.

Они разные. Маркус не знает, что значит расти в тех условиях, в которых росла Нина. Она всегда была вынуждена держать хаос под контролем. Любая нить могла распустить все полотно. Малейшая трещина могла превратиться в пропасть. У Маркуса никогда такого не было. Он полагается на то, что все рано или поздно наладится само собой.

Нет, возможно, он не понимает. Но он знает, что для тебя это важно, и все равно плюет на это. Плюет на тебя. Плюет на то, что нам придется переехать, если он не скоро найдет новую работу.

Нина нюхает мокрые носки. Обычный запах. Она вытаскивает все и бросает в сушилку.

Боже мой, это всего лишь стирка. Такой пустяк. Все дело в том, что Юэль вернулся. И Моника.

Нина берет себя в руки. Включает сушилку и возвращается в гостиную.

– Ты сегодня поздно лег спать? – спрашивает она у Маркуса.

В ее голосе появляется что-то резкое и язвительное, что она не успевает пресечь.

– Я не мог уснуть, – отвечает Маркус.

– Если бы не спал по полдня, было бы проще.

Маркус обиженно смотрит на Нину.

Она вздыхает и выжимает из себя улыбку:

– Прости, я сегодня не в настроении. Придется работать в ночную смену.

Так удобно все валить на работу.

– Бедняга! Кажется, в термосе на кухне остался кофе, если хочешь, – предлагает Маркус.

Интересно, ему так же тяжело дается вежливая интонация? Эта вежливость хуже всего. Она похожа на смирительную рубашку, из которой Нине не выбраться.

– Лучше мне воздержаться от кофе, – говорит она. – Я попробую поспать, чтобы выдержать всю ночь. От Даниэля что-нибудь слышно?

– Нет. Он должен был позвонить?

– Было бы приятно узнать, что он хотя бы жив.

– Он объявится, когда ему понадобятся деньги, – улыбается Маркус и берет наушники.

– Юэль вернулся, – сообщает Нина.

Маркус поднимает на нее глаза. Теперь в его взгляде гораздо больше интереса.

– Ой! – только и произносит он.

– Монику положили в «Сосны».

– Ты с ним виделась?

Нина колеблется.

– Нет. Но Элисабет сказала, что он был пьян или что-то вроде того.

– Понятно, – фыркает Маркус. – Ну это не то чтобы сюрприз. Наверняка он все еще мечтает стать рок-звездой.

Звучит злорадно, и это напоминает о Нининых собственных запретных чувствах.

– Жаль его, – вздыхает она.

– Кроме себя, ему винить некого. – Маркус снова надевает наушники.

Юэль

Его будит телефон. Он растерянно смотрит по сторонам и не сразу понимает, что уснул на диване перед телевизором в гостиной. Свет не горит. Здесь внутри тот же синеватый сумеречный свет, что и за окном. Не день, не ночь, не светло и не темно. Кажется, будто он сам постепенно расплывается по краям, растворяется в пустоте.

Юэль берет телефон с журнального столика. Видит на экране лицо брата. Фотография сделана в этом доме в мамин