Идет заседание секции геронтологии МОИП при МГУ. В комнате собралось около 40 геронтологов самой большой столицы Европы. Тут физики, химики, биологи. Есть и врачи. Тема обсуждения такая — «Что же управляет временем жизни человека».

Начало очень необычное, Председатель секции геронтологии начинает дискуссию с очень неожиданного захода в тему:

— Коллеги, если только предположить, что Бог все-таки есть, сразу же встает вопрос — почему же он отмерил людям такое разное время жизни? Мы же все равны перед ним?

Все присутствующие сразу начинают говорить со своих мест. Видно, что всем есть, что сказать.

— Если с позиции Бога, то человек бессмертен.

— Сколько бы не выделил и на том спасибо.

— Но хочется ведь подольше?

— Господа, господа! Так как Бога нет, то и спрашивать некого.

— Как только Бога не представляли и что за него не говорили.

— А зачем вы за него это сейчас говорите?

— Так если Бог внес в нас частицу себя, и хочет, чтобы мы подражали ему, то наша задача стремиться к бессмертию, и по крайней мере, продлевать нашу жизнь.

— Не знаю, что думает Бог как про долголетие, а вот отменить старость сам Бог велел.

— А вот у меня нет сомнений, что Бог и старение, и долголетие очень одобряет.

— Мне с Вами, коллега, всегда приятно обсуждать темы старения, но уж больно у Вас все в радужных тонах. Но старость это все-такие период немощи и болезней.

— Коллеги, а давайте примем постулат, что Бог есть сама мать-природа?

— Да, с таймером в руке или с дверью в вечность для каждого.

— Одно радует, если он сотворил человека по своему образу и подобию, то он тоже болеет и стареет.

— Мы же о Боге говорим! Так тут шутить нельзя!

— Но это не самое плохое, товарищ. Без чувства юмора серьезного изучения старения быть не может, и тут я очень серьезно говорю. Иначе все выльется в гранты, пустые статьи и очередную гипотезу, которой место сразу на исторической полке, как только она вышла.

— Нет, мы же уже говорим о природе.

— Тогда и я выскажусь — изначально природа ничего не ограничивала. Ей это просто не нужно, тем более выделять на это отдельный механизм старения или механизм долголетия.

— Очень маленькое время жизни у человека, лично мне его явно не хватит. Я и так ничего не успеваю.

— А мое мнение, что продолжительность жизни зависит исключительно от уровня медицины в стране его проживания. Сам же человек может делать только профилактическое обслуживание своего организма.

— Думаю, природа выделила ровно столько, сколько надо конкретному человеку до его максимального совершенствования. И если есть ещё перспективы роста, то пусть человек живет дальше.

— Обсуждать жизнь можно только при консенсусе понимания, что такое смерть.

— Согласно святому писанию, до потопа люди не старели. На созревание души водили сотни лет.

— Да, и Мафусаил жил целых 969 лет.

— И умер?

— Опять смеетесь?

— Господа, с Мафусаилом не все так просто. Мог быть даже другой календарь, поэтому долголетие лучше считать в днях. А в днях мы его не знаем.

— Есть упоминания о 900-летних праведниках. Поскольку один из столпов веры в те времена был пост до первой звезды, а ретивые праведники — так называемые назареи — не ели ничего кроме растений, то вот вам, коллеги, и метод достижения возраста долголетия. Начало формы

— Потомки Ноя жили все меньше и меньше с каждым поколением.

— А после потопа был поставлен предел в продолжительности жизни в 120 лет.

— Вы верите в магию круглых цифр?

— Нет, конечно. Но эта цифра так много цитировалась последние пару тысяч лет, что она у нас в качестве родовой травмы в теме долголетия человека.

— А мне, коллеги, нравится широта наших представлений и мнений о долголетии человека, от малого до бесконечности. Начало формы

— Ну, по тем же самым Ведам у человека действительно бесконечная жизнь в колесе сансары. Через череду перерождений. Пока человек в мозгах своих хоть какой-то порядок не наведёт и не поймёт законы вселенной.

— Псалом 89 стих 10: «Дней лет наших — семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет…».

— Я сказал бы, что эта цитата мало о чём нам говорит.

— А вот я бы не стал так сразу жестко точку ставить.

— Конечно, ведь человек сам кузнец своего счастья!

— Ага, особенно советский.

— Нет, никаких 150 лет жизни даже в куче денег и на своей яхте не предусмотрено.

— Я бы добавил к самым опасным врагам долголетия инфекции. Это связано с тем, что уже истощились резервы для синтеза стволовых клеток.

— Примерно, что и я говорю. Гормон счастья продлевает нашу жизнь. Надо только прислушаться к себе.

— Но и с лишком большое удаление внимания себе и своему здоровью, делает из нас неких биологических роботов, которые не живут, а существуют.

— Да, кроме того, они ведь тоже ломаются?

— А я бы поставил вопрос — а такое жизнь? Тогда уже следом можно поставить вопрос о границах этой жизни.

— Чтобы говорить о них, мы должны прежде всего договориться о том, что имеется в виду под термином «старение».

— Так мы далеко уйдем. Коллеги, у нас все-таки дискуссия о долголетии, значит жизнь уже есть. И значит старение есть.

— Да, но россияне живут меньше европейцев. Значит у них другие границы.

— Протестую, у России границ нет, во всяком случае духовных.

— А у меня, коллеги, раз мы обратились к теме нашего долголетия, с учетом запредельного долголетия королевской пары Елизаветы II и её супруга принца Филиппа есть сомнения в реальности их существования.

— Но сегодня появилось такое новое направление — «продажа долголетия он-лайн».

— Не смешно. Этим продавцам всё равно, что продавать — что водку, что ваучеры, что долголетие.

— Вы рассматриваете долголетие как просто длительность жизни?

— Давайте сделаем предположение, что мы не знаем механизмов долголетия, почему один человек становится долгожителем, а другой заканчивает жизнь на взлете.

— И как писать о том, чего мы не знаем?

— Но это же и есть самое интересное. А нас интересует будущее, даже если оно будет уже не наше.

— Для каждого вида существует оптимальный срок, за который он сможет размножиться и вырастить потомство. Так что для оптимизации скорости эволюции, с учетом того, что емкость экосистемы по конкретному виду не безгранична.