Тактичный Егор не давал этого телефона никому из знакомых.Пользовался своим, мобильным.

— Ты что, глухая? — резко спросилпозвонивший. — Я спрашиваю: Фанилин у тебя?

— Хам, — сказала хозяйка и бросила трубку. Онаповернулась к Егору: — Какой-то ненормальный, хамит, грубит, требует тебя.

Снова зазвонил телефон.

— Сейчас скажу им все, что про них думаю. Кому ты давалмой телефон?

— Никому, никто не знает, что я здесь. Мои знакомыеобычно звонят по моему телефону.

— Хамы, — бросила она, подняв трубку.

— Послушай, сука, если опять бросишь трубку, я спалютвой салон. Или мне поехать на Добролюбова, поговорить с твоей дочерью, а потомпозвонить тебе?

Она тяжело задышала, схватилась за сердце. Негодяй знает,где живет ее дочь с детьми. Это было настоящим ударом для хозяйки.

— Что тебе нужно? — хрипло спросила она, нерешаясь бросить трубку.

— Дай Фанилина, — сказал неизвестный.

— Какие-то ненормальные, — прошептала она,протягивая трубку Егору. От трубки исходил запах ее кожи, особенно неприятныйпо утрам, и Егор невольно поморщился.

— Фанилин, ты? — услышал Егор незнакомый голос.

— Да, я. Кто говорит?

— У нас к тебе важный разговор. Через пятнадцать минутспускайся вниз, будем ждать.

— Кто вы? — встревожился Фанилин. — Что вамнужно?

— Можешь заработать пять тысяч, — сказал неизвестный, —или тебе нравится твоя старуха?

Фанилин покосился на хозяйку. Она ему не нравилась. А пятьтысяч большие деньги. Если, конечно, они имеют в виду доллары, а не рубли.

— Пять тысяч чего? — осторожно спросил Егор.

— Баксов, дурак. Через пятнадцать минут. —Неизвестный положил трубку.

— О чем это они? Какие пять тысяч? — спросилахозяйка, обдав его запахом нечищеных зубов.

— Не знаю, — пожал плечами Егор, поднимаясь спостели. — Вообще ничего не понимаю.

Через пятнадцать минут он уже стоял внизу, нетерпеливопоглядывая на часы. К дому подкатил черный «Мерседес». В салоне сидел коротышкас круглым лицом. Это был Павлик. Он поманил Фанилина и показал на место рядом ссобой:

— Садись, это ты Егор Фанилин?

— Я, — ответил Фанилин, не решаясь забраться вмашину. Он узнал сидевшего в автомобиле.

— Садись, — повторил Павлик, — разговор есть.Я тебе даже завидую. И деньги получишь, и удовольствие. Садись, говорю.

Фанилин, наконец, залез в салон, и машина тронулась с места.

Романенко, слушая Дронго, нервно потирал подбородок. Ему неочень нравилась этическая сторона предложенных Дронго действий.

— Я не могу подозревать своих людей, — мрачноговорил Всеволод Борисович, — потому что четверых из группы знаю уже давнои не сомневаюсь в их порядочности и принципиальности. Что касается майораРогова из ФСБ, то вы знаете его лично. С Галей Сиренко и Захаром Лукиным тожезнакомы. Кого из них я могу подозревать? А вы советуете устроить негласнуюпроверку. Если кто-нибудь из них догадается, мне будет очень стыдно.

— Если бы дело касалось вас лично, возможно, я понял бывашу позицию, но речь идет о конкретной скоординированной акции против вашейгруппы. Кто-то сообщил о поездке Труфилова в Берлин на заседание суда, указалточное время и место вылета. Это мог сделать только один из ваших сотрудников.

— А может, утечка произошла случайно. Через МВД илиФСБ? Или в аэропорту? Такую вероятность вы исключаете?

— Как одну из возможных версий не исключаю, но преждевсего советую проверить именно пятерых, о которых вы говорили.

— Каким образом?

— Легче проверить нескольких подозреваемых, чем найтиодного, — пояснил Дронго. Они сидели в гостиной, в глубоких креслах унебольшого столика. Романенко был язвенником и не выносил спиртного, Дронгопредпочитал красное вино и то пил его лишь за обедом. Поэтому сейчас перед нимистояли чашки чая.

— Когда задают несколько вопросов, на какой-нибудьнепременно найдешь ответ, — продолжал Дронго, — интуитивно, понекоторым деталям. Это я знаю еще со школьных времен. Уверен, что, имеяконкретный круг подозреваемых, можно вычислить преступника. Почтивсегда, — уточнил Дронго.

— И каким образом вы собираетесь это сделать? —устало осведомился Всеволод Борисович, поправляя очки и приглаживая короткиенепослушные волосы.

— До завтрашнего дня необходимо проверить всех пятерых.Быстро и эффективно, сообщив им новость такого же порядка, как и вылетТруфилова в Берлин.

— Не понимаю, что это даст? — спросил Романенко,протирая платком очки.

— Узнаем, откуда происходит утечка, кто передалинформацию о вылете Труфилова. Выясним, кто в Москве заинтересован в оправданииРашита Ахметова и делает все возможное, чтобы немецкий суд не передалроссийской прокуратуре Евгения Чиряева.

— Согласен. — Всеволод Борисович водрузил на местоочки. — Но какую информацию мы можем дать? Главный свидетель, ДмитрийТруфилов, убит. Других у нас нет. И все пятеро, которых вы собираетесьпроверять столь экзотическим способом, хорошо знают об этом. За несколько часовсвидетеля не придумаешь. Мои сотрудники в это не поверят. Они — настоящиепрофессионалы. Или вы собираетесь рассказать всем, что убийца промахнулся иТруфилов остался жив? Все равно не поверят. Сведения об убийстве уже переданы впрокуратуру и ФСБ. Любой из нашей пятерки может проверить эти данные черезинформационный центр. Так что подсунуть им информацию, способную ихзаинтересовать, — невозможно. У нас ее просто нет. А двенадцатого маянемецкий суд рассмотрит дело Чиряева и откажет нам в его выдаче.

— Погодите, — остановил его Дронго. — При чемтут Труфилов? У меня совсем другой план. Мы исследуем причины, совершенно забыво расследовании. Простите, Всеволод Борисович, но вы идете от частного кобщему. А я предлагаю взглянуть на проблему с другой стороны.

— Не понимаю, что вы имеете в виду? Как это с другойстороны? У нас был важный свидетель. Единственный. Его убили. Он стал жертвойлибо предательства, либо ошибки одного из наших людей. Что я должен в этомслучае делать? У меня нет информации, способной так заинтересовать возможногопредателя, чтобы он подставился. Даже не представляю, что можно придумать.

— Сейчас объясню. Вы зациклились на убийстве Труфилова,единственного свидетеля. Это естественно. Но попробуйте пойти в своихразмышлениях дальше. Допустим, что Труфилова не убили.

— Но его убили. И все это знают.

— Я сказал «допустим». Итак, он остался жив и вылетел вБерлин для дачи показаний в суде. Правильно?