Его сильное, мускулистое тело пышет здоровьем, на щеках играет нежный румянец, пухлые губы сочны, а колорит полотна оставляет ощущение праздника. Но фрукты в стоящей перед Вакхом вазе не так свежи: яблоко подгнило, на нем червоточина. И виноградные листья в венке героя уже увядают. Караваджо не боялся изображать жизнь как она есть, обостренно чувствовал ее скрытый драматизм, что и отразилось в его дальнейшем искусстве, повлиявшем на всю европейскую живопись. К теме веселого античного бога художник вернулся еще раз, но написал в его образе себя, физически и душевно измотанного болезнью (полотно «Больной Вакх», хранящееся в Галерея Боргезе в Риме).

Микеланджело Меризи да Караваджо (1571–1610) Принесение в жертву Исаака 1601–1602. Холст, масло. 104x135

Нараставший в творчестве Караваджо драматизм в полной мере проявился в представленной работе, тем более этому способствовал ее сюжет. Картина была написана для кардинала Маффео Барберини, чьим покровительством пользовался художник. Он изобразил момент, когда библейский старец Авраам собирается принести в жертву своего сына Исаака, как приказал, дабы удостовериться в глубине его веры, Бог.

В кратчайший временной промежуток Караваджо сумел вместить несколько напряженных действий, совершаемых персонажами: отец, держа голову связанного сына рукой, занес над ним нож, сын кричит от страха, но ангел, посланный Богом, останавливает Авраама и указывает ему на жертвенного овна. Картина настолько переполнена эмоциями, что даже ангел выглядит обеспокоенным, а агнец с тревожным взглядом тянет голову, будто моля положить его на место Исаака. Разворачивающаяся по горизонтали композиция растягивает во времени все действия персонажей, заставляя и их, и зрителя еще сильнее переживать представленную здесь драму. Недаром живописи барокко, родоначальником и одним из ярчайших представителей которой явился Караваджо, было присуще именно напряжение страстей.

Но художник не просто изобразил человеческие переживания в конкретное мгновение — он пошел дальше, углубив их психологически. Так, на лице Авраама отражены борющиеся внутри него истовая вера и отцовская любовь. Погружающийся в сумерки пейзаж на заднем плане усиливает драматизм, но город на горе и светлая даль неба подчеркивают благополучный исход, который вот-вот настанет.

Гвидо Рени (1575–1642) Давид с головой Голиафа 1605. Холст, масло. 222x147

Художник болонской школы, где процветал академизм, Гвидо Рени находился еще и под влиянием Караваджо. Он воспринял убеждение мастера, что искусство должно быть как можно ближе к реальности, поэтому не нужно бояться изображать даже неприятные или страшные вещи. Этот синтез страстной, реалистической живописи и академической манеры воплотился в картине Рени «Давид с головой Голиафа».

Одной из особенностей караваджизма было контрастное освещение, которое применяет здесь художник, но свет у него не такой теплый, как у Караваджо, а холодноватый. Библейский пастушок Давид, победивший великана, стоит в изящной позе, в шапочке с пером и отстраненно смотрит на голову врага, написанную с натуралистическими подробностями. Традиция изображать Давида прекрасным юношей установилась в итальянском искусстве еще в XV веке, примером чего может служить статуя Донателло. Но контраст между молодым, цветущим героем, олицетворяющим саму жизнь, и страшной головой убитого великана, на чем строится работа Рени, был характерен для искусства маньеризма и академизма.

Артемизия Джентилески (1593 — около 1653) Юдифь, обезглавливающая Олоферна 1620. Холст, масло. 199x162,5

Дочь Орацио Джентилески, лучшего из тех, кто принадлежал к школе Караваджо, Артемизия Джентилески унаследовала все особенности этого направления. Они и проявились в представленной картине.

Для полотна художница выбрала тот момент, когда израильтянка Юдифь, обольстившая ассирийского полководца Олоферна, чье войско осадило ее родной город, убивает его. Джентилески изображает кровавую сцену с пугающими подробностями: служанка пытается держать обезумевшего от страха Олоферна, а Юдифь хватает его за волосы и всаживает в шею лезвие меча.

Живопись Караваджо, который тоже изображал Юдифь и Олоферна, Давида с головой Голиафа, отличал напряженный драматизм. Влиянием этого мастера объясняются и сложные позы в картине Джентилески, и яркий белый свет, словно вспышка молнии, выхватывающий из темноты фигуры. Как и ее заочный учитель, Джентилески умело изображает человеческое тело, то сильным и напряженным, как руки Юдифи, то мягким и уже почти безвольным, как плечи и ноги Олоферна.

Развивающаяся вокруг невидимой оси композиция, форсированные эмоции персонажей, некоторая театральность, присущая изображенному, — это признаки искусства барокко, в котором проявила себя художница.

Антонио Каналь (Каналетто) (1697–1768) Вид на Дворец дожей в Венеции До 1755. Холст, масло. 51x83

В Венеции XVIII века были популярны ведуты, то есть изображения городских видов. Эта традиция брала свое начало в искусстве художников XV века Джентиле Беллини и Витторе Карпаччо. Но если для них и человек, и город были равнозначны, то для мастеров венецианской ведуты главным становится город.

Один из лучших представителей этого жанра — Каналетто. Он любил рисовать огромное пространство, где между водой и небом уместилась Венеция, и часто изображал лагуну, собор Сан Марко, Дворец дожей. Здания на этой картине отражаются в воде и «смотрят» в небо. Если у другого мастера ведуты, Франческо Гварди, в полотнах все словно пропитано влагой каналов и близкого моря, то у Каналетто три стихии — вода, земля и воздух — равнозначны. Земля у него — не зыбкая полоска у края вод, архитектура смотрится торжественно являющей себя, а все объединяет золотистый свет, льющийся с неба на благословенную землю «Серениссимы» — «Светлейшей», как называют Венецию.

Розальба Каррьера (1675–1757) Портрет Феличиты Сартори (?) в турецком костюме 1730-е. Бумага, пастель. 70x55

Портреты, которые рисовала Розальба Каррьера, несут в себе все черты венецианской живописи с ее тонким колоритом, светом и воздухом. Художница является одним из представителей стиля рококо, отличительная особенность которого — светлые, полупрозрачные (у Каррьеры — благодаря технике пастели) тона и игривые сюжеты. Собственно, вся венецианская живопись XVIII века была по своему строю близка к рококо. В ней, как и в этом легком искусстве, много от карнавала: после того как Венеция перестала играть одну из ведущих ролей в политическом театре Европы, она сама все больше превращалась в театр, в город-призрак, где маскарад стал выглядеть естественным времяпрепровождением. Девушка на картине, одетая в турецкий наряд и с маской в руке, — часть этого карнавала.