Дорога пересекла деревянным мостком узкий ручей и продолжалась, петляя в деревьях, виляя туда-сюда, вверх-вниз по холмам, через чащобы и открытые сосновые рощи. Лора и Хелен ждут его в полицейском участке в Бэйли, где бы это ни было. Тревожась за него, брошенные им на произвол судьбы. Эта мысль привела его в исступление. Как их оповестить? Я цел, я иду, я в лесу, вам лучше поспать, потому что путь неблизкий. Рано или поздно кого-нибудь отправят его искать, но пройдут часы, прежде чем там поймут, что это нужно сделать, и никто не сообразит искать на этой неприметной дорожке.

Никто за мной не придет, сказал он. Я иду, я иду. Если он сядет и будет ждать, он никогда не выберется. Точно самая его жизнь зависела от этого пути через лес.

Он брел вперед, пытаясь держать шаг. Держать шаг было трудно, дорога была ухабистая и невидная в темноте, он спотыкался о камни, попадал ногами в ямки и рытвины, иногда деревья сдвигались так, что тропа почти пропадала. Он совсем не помнил, как они ехали. Сбившись с дороги, он попал в лабиринт, понял, что сбился, по какой-то поросли под ногами, на ощупь нашел дорогу и так же держался ее, осторожно пробуя ногами края дороги и выставив руки для защиты глаз. Было бы проще тоже поспать, дождаться дня. Но ему пока что нужно было выйти из леса, а потом будет новое «пока что», а Лора и Хелен все ждут.

Оскорбленный и сверх всякой меры униженный. Гнев сосредоточился в его кулаках, выровнял его шаг, бросил вызов слепоте его ступней, пальцев и пяток. Он составил опись идиотских выходок разбойных подонков, которые всерьез гоняют на слабо по шоссе, хватают университетского профессора и бросают в лесу. Которым кажется, что это весело. По-мужски. Круто.

Тони Гастингс был оскорблен, но униженным быть отказывался. Меня зовут Тони Гастингс, сказал он. Я преподаю математику в университете. На той неделе я поставил троим студентам «неуд» за курс. Пятнадцать других я осчастливил оценкой «отл.». У меня есть ученая степень. На Рэя, Лу и Турка найдется управа: закон. Видит бог, я мирный человек, я не люблю конфликтов. Закон законом, но, если что, я им сам покажу, этим парням, которые играют на дороге в пиратов.

Возмущение спасло его от слез. Это из детства, когда большие мальчики сдергивали с него шапку, толкали его в ручей и убегали, пока он вылезал. Он им покажет.

Отяжелевшими ногами он, спотыкаясь, преодолевает новые мили, которые пролегли между ним и его целью. Время держит его в тисках и дает ему в долг часы из тайного запаса. Если утро настанет прежде, чем он выйдет, если он ляжет и закроет глаза…

А если они решат, что больше ждать не могут? А если подумают, что он сбежал? Он должен оповестить их, пока они еще там.

Соберись, друг. Говори с ним, успокой его. Кроме того, что ты сейчас делаешь, ты ничего сделать не можешь. Они дождутся. Пусть твоя надежда даст им поспать сладким сном, пока ты выбредаешь отсюда.

Выбредаешь куда? Что за полицейский участок? Над этим вопросом, сказал он себе, ты думал не слишком серьезно. Зная наверняка, что ни в каком участке они его не ждут. Зная это с самого начала, но отводя мысли к другим вещам. Теперь пошли доводы. Они не повезут Лору с Хелен в участок по той же причине, по которой оставили тебя в лесу. Они оставили тебя в лесу, потому что не собирались везти Лору с Хелен в участок. Тони Гастингс знал это с самого начала, но понял лишь сейчас; в его вены впрыснулась ртуть, все схватило холодом, и гнев превратился в ужас. Ведь если они не собирались везти Лору с Хелен в участок, то куда же они собирались их везти?

Соберись, друг, сказал он. Кроме того, что ты сейчас делаешь, делать нечего.

Спустя несколько секунд он увидел в деревьях впереди лучи белого света, они поднимались и исчезали, словно кто-то размахивал фонариком. Потом услышал машину — она скулила на буграх и поворотах дороги. Да, машину, они возвращались. Затянувшаяся глупая шутка кончилась, они возвращались — он так и знал, надо было только запастись спокойствием, — и весь его гнев и весь ужас растаяли в облегчении. Слава богу, сказал он.

Близившийся поток белого света, от которого по лесу играли немыслимые тени ветвей и кустов, вдруг стянулся в бешеный белый глаз, показавшийся на одно мгновение и пропавший — мгновение это молнией озарило весь лес вокруг, деревья, кусты, валуны и Тони Гастингса тоже и заодно высветило в его сознании команду: прячься!

Он побежал к дереву, которое увидел при вспышке, со всех ног, — успеть, прежде чем фары возникнут снова, — потом кинулся по открытому месту к валуну неподалеку, пока струя света дергалась за подвернувшимся ей каменистым гребнем. Затем на миг весь лес озарился снова, но лишь на миг: тут же стало темным-темно — он услышал, как машина встала, фары погасли. Они меня видели, сказал он.

Он стоял за валуном, внутри у него бился испуг. Видели, когда посветили сюда в первый раз, и теперь ждут, чтобы я показался. Я боялся не зря.

— Эй, мистер! — Голос был близко, отдавался от деревьев. — Тебя жена зовет.

Он не шевелился. Подумал: правда или нет? Должно быть, правда — если она не там, то где?

— Мистер? Тебя жена зовет.

Музыка, заманивающая в ловушку.

— Мистер?

— Твою мать!

Включились фары, лесная земля осветилась, как съемочная площадка; он был скрыт валуном и его тенью. Машина завелась и вот уже ехала по дорожке туда, откуда он только что пришел.

Она была похожа на его машину. Он смотрел на ее силуэт в разливе света на деревьях перед нею. Он вглядывался, щурился — там они? Увидел две мужские головы — шишки на свету, — две, всего две, он был уверен, что всего две.

И все же он мог ошибиться — нелегко было определить меру человеческого присутствия в этой машине, присматриваясь против света и стараясь при этом не высовываться. Он вышел на дорожку, слушая стихающий шум; тьме постепенно возвращались тишина и чистота. Что же ты? — спросил он. Почему ты к ним не вышел?

Он проклял себя за трусость, потом послушал тишину. Оцепенев, гадал — теперь куда?

Беспощадный телефон вторгается в чтение, набрасывается на Сьюзен в лесу. Это Арнольд отзванивается из нью-йоркской гостиницы. У нее заходится сердце. Говорит, что любит ее, как будто думает, что без этого нельзя. Двухминутный нескладный разговор с нервными паузами, — чужие люди, женатые двадцать пять лет. Его собеседование завтра. Запиши: Вашингтонский институт кардиологии. Все говорят «Вики». Должность директора. Когда она кладет трубку, ее колотит, как после ссоры, хотя никакой ссоры не наблюдается. Ей ведь должно полегчать, правда?

Тем временем Тони Гастингс стоит один на травянистой дороге в лесу — она забыла про это из-за какого-то телефонного звонка. Она тонет в диване, пробует снова войти в Эдвардов лес, но ее все еще бьет дрожь от звонка Арнольда. Она читает следующий абзац, и в голове у нее ничего не остается. Пробует еще раз.

Ночные животные 5

(продолжение)