— Упыри! — снова вставил Ждан.

— Но и это еще не все — ими командует Черный всадник, который ездит верхом на лосе. Если волколюдей и тех, кто носит серый балахон, можно проколоть копьем и лишить жизни, то Черного всадника убить нельзя, он пустой внутри, но пустота его приводит человека в ужас.

— И вы думаете, что всю эту нечисть послал за Рифейские горы я? — удивился Владигор.

— Как нам думать иначе, если они переговариваются на твоем языке? А кони водятся только на твоей земле.

— Скажи своему господину, что все, кто здесь у меня собрались, только о том и говорят, что о Злой Силе, да о черных всадниках. А у этого человека, — князь показал на Власия, — существа в балахонах только что погубили дочь…

Ильмерский купец, услышав, что говорят о нем, обхватил лицо руками и негромко зарыдал.

— Скажи еще, — добавил князь, — что, похоже, всадники эти появились всюду. И не удивлюсь я, ежели сегодня мы увидим в Ладоре послов из других земель.

Владигор еще не успел договорить, как снова заглянул начальник стражи. Привыкший ко многому, на сей раз он не мог скрыть своего потрясения:

— Прибыли послы из Ладанеи и Венедии, князь. Требуют срочного с тобой разговора. Кого впускать первым, кого вторым? А ежели скажешь, подержу и внизу, хотя оба уверяют, что важнее дела не может быть.

Князь оглядел присутствующих. Толмач что-то быстро нашептывал сыну великого Эльги. Кеннукут согласно кивал. У остальных послов на лице было такое же выражение, как и у начальника стражи.

— Пока послы не вошли, позволь, князь, передать слова господина моего Кеннукута, — быстро заговорил толмач. — Мой господин просит тебя забыть обидные слова, произнесенные здесь, он понял, что беда у всех у нас общая.

— Сказано разумно, — горестно подтвердил староста Разномысл, — иначе как бедой такое и не назовешь.

В полдень Владигор приказал явиться писцам. Их было шестеро. Они сели в той же зале за длинным столом, расставили глиняные чернильницы, разложили писала, листы пергамента и с готовностью воззрились на князя. Всем им Владигор продиктовал одинаковое письмо, приказав пропустить первые три строки. В письмах князь приглашал всех властителей съехаться немедленно в Ладор на большой княжеский совет или прислать вместо себя особо доверенного человека. Лишь начала писем были разными. А для написания грамоты к Великому Эльге был вызван толмач, который перечислил все титулы верховного жреца богов Уга и Ора, царя полуночных земель и правителя народа угора.

К каждому письму князь приложил личную печать, и послы были спешно отправлены к своим правителям.

Ближе к вечеру прибыл посол из Бореи. Борею всегда считали врагом Синегорья. Борейцы помогли Климоге Кровавому обманным путем захватить в Ладоре престол и держать в страхе народ. Да и в другие годы сколько несчастий приходило из борейской земли! Но недавно власть в этом княжестве унаследовал юный Рюген. Он сам пожелал встретиться с Владигором.

— Коварство и злобность борейцев известны многим. Не обмануться бы тебе, князь, — сказал тогда Ждан.

Однако перед встречей Рюген выкупил всех синегорцев, старых и молодых, когда-то насильно уведенных в Борейское княжество и проданных на невольничьих рынках. Эти люди вернулись в свои дома, на радость матерям, женам и детям.

Тогда Владигор и поверил ему. Два дня молодые князья дружески беседовали на берегу спокойной бухты Борейского моря у границы, что разделяла княжества. Вдвоем, без охраны, прогуливаясь в лучах низкого северного солнца среди бурых скал, слушая скрип влажной гальки под ногами да тихий плеск набегающих волн, князья договорились жить в мире и доверии друг к другу. Владигор удивлялся спокойной мудрости голубых глаз северного соседа. Рюген просил прислать к нему опытных земледельцев, чтобы обучили его народ выращиванию плодов земли, сам же в обмен собирался выслать знающих мастеров — строителей кораблей. Ибо всякому было известно: кораблей лучше борейских в мире нет.

Послание из Бореи походило на крик о помощи. Там случилось страшное землетрясение, а после него повылезали откуда-то тучами крысы, которые пожирают все, что встречается им на пути: людей и животных. Верховный жрец объявил народу, что бедствия эти засланы в Борею из Синегорья, что синегорский князь Владигор сначала околдовал Рюгена, а теперь уничтожает борейцев. Жрец потребовал смещения Рюгена, вокняжения кровожадного Здрона, дяди Рюгена, и немедленного объявления войны Синегорью. Жрец вместе со Здроном сеют смуту в народе, и многие сторонники Рюгена перебежали на их сторону. У них появился командир — какой-то всадник на черном коне и в черных доспехах.

«Помоги хотя бы советом, князь!» — писал Рюген.

Это письмо и ускорило решение Владигора.

— Отряди небольшую дружину, — сказал он Ждану. — Завтра с утра выйду с нею тайно к Замостью, в сторону Заморочного леса, надеюсь, повезет, и встречу Черного всадника.

— Не лучше ли тебе остаться в столице, а меня послать к Берестью, князь? — озабоченно спросил Ждан. — Подумай, если что случится с тобою, кто справится с остальными несчастьями?

— Ох, Ждан, — горько усмехнулся Владигор, — а если мы не узнаем, что за враг прячется под черным доспехом, как одолеем его?

— Тогда и я поеду с тобой, — упрямо сказал Ждан.

И Владигор не стал спорить со старым другом.

Первый раз Млад увидел Снежанку, когда им было лет по двенадцать. Разномысл давно водил дружбу с Власием, которого знало едва ли не все Поднебесье, и, когда приезжал с обозом в Ильмерское княжество, обязательно останавливался в его огромном доме, более похожем на княжеский терем.

Так было и в тот раз, когда он взял с собой Млада. Очень хотелось обоим именитым купцам породниться. Да только дети к их замыслу никакой тяги не держали, более того, делали вид, что не замечают один другого. А уж если их сажали рядом, как это было в лодке, когда хотели покатать по реке, то сидели они сжавшись, стараясь даже на тесной скамье как-то отгородиться друг от друга.

— Ты хоть слово вымолви! Не то решат, что и вовсе немой, — сердито выговаривал отец Младу, когда они оставались вдвоем.

И примерно так же выговаривал дочери Власий.

Так бы и уехал Разномысл ни с чем, если бы не произошел на той же реке случай, который мог бы окончиться большой бедой.

Дети тогда еще плавать совсем не умели и к большой воде относились с робостью.

Однако Снежанка, привыкшая жить у большой реки, часто бегала с подружками по мосткам, к которым привязывали лодки.

Млад, которому было строго-настрого наказано держаться там, где и Снежанка, чинно ходил по этим мосткам, делая вид, что разглядывает ласточек в небе.

Снежанка бегала с подружками взад-вперед и неожиданно так разбежалась, что споткнулась и, не удержавшись, полетела в воду. В том месте было быстрое течение, которое сразу ее подхватило, понесло к повороту реки.