которую следует развивать и поддерживать. От Февраля до Октября прошло слишком мало времени. От внезапно свалившейся свободы растерялись. Вертикаль власти рухнула, а привычки к самоорганизации не было. Она бы появилась, но не хватило времени.

Говорили, что Россия не готова к демократии. Ребенок рождается на свет не красавцем. Трудно в этом крохотном существе разглядеть будущую красавицу или олимпийского чемпиона. Но на этом основании не надо выплескивать с водой и ребенка. Ему надо вырасти. А демократия в России такого шанса не получила.

Правящий класс, политический истеблишмент поначалу был доволен Февральской революцией семнадцатого года. Добились, чего хотели: императора нет, вся власть наша! И вдруг неприятное открытие. Выяснилось, что они в России не одни, — есть еще целая страна, народ.

Свергнув Николая II, герои Февраля предельно упростили ситуацию: во всем виновата слабая и предательская власть. Вместо поиска сложных решений — одно простое: сменить власть! Как удобно все свалить на козни врага и снять с себя любую ответственность за происходящее в тылу и на фронте.

А крестьяне в серых шинелях охотно подхватили эту простую и понятную мысль! Но они не удовлетворились одним лишь императором. Выплеснулись копившиеся веками обиды. Врагами стали богатые и преуспевшие. Счет был предъявлен всему правящему классу, истеблишменту, образованным слоям. Требовали низких цен, наказания богатых, черного передела земли… Временное правительство не могло это исполнить и было сочтено слабым правительством. А со слабыми не считаются.

Образованный слой, русские европейцы жаждали политических и социальных перемен — свободы и равноправия. Из подданных — в граждане. Ради этого вели борьбу с устаревающей царской властью. Эта борьба могла увенчаться успехом путем компромиссов, уступок, эволюции. Но не хватило ответственности! В феврале семнадцатого сломали власть. Вместо того, чтобы кропотливо улучшать жизнь. Спешили разрушить старый порядок, а уничтожили порядок как таковой. Хотели обновить Россию, а стали ее корежить.

Крестьяне, составлявшие абсолютное большинство населения страны, не хотели свергать императора. Они просили другого: прекратить войну и раздать им землю. Но крестьяне быстро осознали все выгоды нового положения. Нет царя, нет полиции, нет помещика, значит, исчезли и прежние права на землю. Ее можно брать!

Динамику толпы умело оседлали большевики. Крестьяне ждали, что им раздадут помещичьи и церковные земли. А заодно мечтали избавиться от помещиков, от чиновников, от сборщиков налогов, вообще от любых начальников. И вот сбылось!

Отречение императора Николая II, опустевший трон воспринимались весной 1917 года как исчезновение власти вообще. Полная свобода! Делай что хочешь! Крушение монархии в определенном смысле воспринималось и как крушение церкви. Ведь император был ее главой. Нет императора — нет и веры…

После отречения императора крестьяне любую власть считали незаконной — не признавали права Временного правительства управлять и наказывать. Да и закону подчиняться не хотели, считалось, что законы вправе издавать только Учредительное собрание, а когда оно еще соберется. Крестьяне наслаждались открывшимися возможностями. Полной свободой и вседозволенностью.

Страна разрушалась на глазах. И Керенский уже ничего не мог предложить для спасения разваливавшейся и впадавшей в нищету страны.

Расстрельный приказ

«Говорят, что Керенский развелся и на днях женился на какой-то артистке; утверждают, что венчание было в Зимнем дворце, — записал в дневнике в августе 1917 года профессор-историк Юрий Владимирович Готье. — Как все это печально и грустно! В Петербурге: солдаты грызут семечки, обыватель в панике перед немцами».

В реальности Александр Федорович не развелся и не женился вновь. Это миф. Как и многое другое, что о нем рассказывали и писали. А он пытался спасти Россию, где политические дебаты уже велись с помощью оружия.

В 1917 году судьбу страны решал человек с ружьем. Солдаты не хотели воевать и бросали фронт при каждом удобном случае. Заставить их не только продолжать войну, но и хотя бы тащить армейскую лямку было невозможно. Поэтому солдаты просто возненавидели правительство, которое считало своим долгом сражаться с Германией до победы.

Военно-политический отдел Ставки докладывал о настроениях солдатской массы накануне октября:

«Неудержимая жажда мира, стихийное стремление в тыл, желание прийти к какой-нибудь развязке… Армия представляет собой огромную, усталую, плохо одетую, с трудом прокармливаемую, озлобленную толпу людей, объединенных жаждой мира и всеобщим разочарованием».

Не антимонархические чувства привели к падению монархии. Наоборот: свержение императора словно санкционировало общенациональный погром. Николая лишили престола — и все развалилось. Было государство — и в один день рухнуло. Революция началась, когда решения стали принимать не в кабинетах, а на улице.

Только поняли это не сразу.

Но многим нравилась такая жизнь! Без царя и без веры. Без полиции и чиновников. Без обязанностей и без работы. Зачем трудиться, если в стране бесконечный праздник? Первая мировая высвободила разрушительные инстинкты человека. Тонкий слой культуры смыло. Все сдерживающие факторы — традиции, правила, запреты — исчезли. С фронта вернулся человек, который все проблемы привык решать силой. В революцию власть, полиция, суд словно испарились. Некому стало соблюдать закон. А раз нет закона, то и моральные нормы словно отменили.

— Если не хотят мне верить и за мной следовать, я откажусь от власти, — бросил в отчаянии Александр Керенский. — Никогда я не употреблю силы, чтобы навязать свое мнение… Когда страна хочет броситься в пропасть, никакая человеческая сила не сможет ей помешать, и тем, кто находится у власти, остается одно — уйти.

Тогдашний французский посол в России недоуменно заметил:

— Когда страна находится на краю бездны, то долг правительства — не в отставку уходить, а с риском для собственной жизни удержать от падения в бездну.

Керенский пытался наладить сотрудничество различных политических сил, искал компромисса. Но в семнадцатом году выяснилось, что самое опасное для начальства — проявить слабость. Если бы глава Временного правительства Александр Федорович Керенский действовал методами большевиков, кто бы лишил его власти?

«Начальник политического сыска доложил руководству военного министерства о заговорщических планах некоторых правых и левых организаций, — вспоминал Федор Степун. — Мы решили добиться от Керенского ареста и высылки некоторых подозрительных лиц. После длившихся до полуночи разговоров Керенский согласился с нашими доводами. Но на рассвете, когда адъютант принес указ о высылке, Керенский наотрез отказался подписать его.

Бледный, усталый, осунувшийся, он долго сидел над бумагою, моргая красными воспаленными веками и мучительно утюжа ладонью наморщенный лоб. Мы молча стояли над ним и настойчиво внушали ему: подпиши. Керенский вдруг вскочил со стула и почти с ненавистью обрушился на нас:

— Нет, не подпишу! Какое мы имеем право, после того как мы годами громили монархию за творящийся в ней произвол, сами почем зря хватать людей и