– Послушай, малышка, ну не хочешь говорить, как тебя зовут, не надо. Чего испугалась? Мы же не отморозки какие-нибудь. Мы нормальные ребята, просто переживаем, увидев одинокую девчонку, которая едет за город. Да еще и такую симпатичную, похожую на Снегурочку. Смотри, Снегурочка, на улице темнеет, может быть, тебя проводить? В лесу рыщут серые волки, это очень опасно.

– Спасибо, не надо, – осторожный взмах длинных ресниц из-под шапки и снова взгляд на мелькающий, сумеречный пейзаж пригорода за окном.

– Оп-па! Она все-таки умеет говорить! Леха, зацени, как мне подфартило!

– Ты ее еще с мамой познакомь, везунчик.

– А что, и познакомлю! Будет меня из армии ждать. Снегурочка, действительно, поехали с нами, а? Здесь недалеко. Погуляем, в кафе сходим…

– Мороженым угостим…

– Можно и мороженым. А потом я тебя в гости приглашу…

– Ага. С мамой знакомить!

Этот разговор становился навязчивым и пустым, я сам столько раз трепался подобным образом, и девчонка, снова обернувшись, коротко взглянула на меня. Вскинув глаза на парней, потупилась. Вздрогнула, когда один из них присел рядом с ней.

Ее взгляд не остался незамеченным, и в мою сторону тут же раздалось заинтересованное:

– Он твой парень, малышка?.. Что, поссорились, да?

Я давно оторвал руки от поручня и теперь стоял, прислонившись к нему плечом, глядя сквозь рваную челку на незнакомых парней. Неожиданно для самого себя вместе с ними ожидая ответа сводной сестры. Сам не понимая, чего хочу больше – чтобы она обернулась, признав, что мы знакомы, или прислушалась к моим словам: никогда не подходить.

Она не подошла. И не ответила. Просто отрицательно качнула головой и упрямо отвернулась к окну, с девчоночьей непосредственностью надеясь, что от нее отстанут. Глупый маленький Эльф.

– Нет, он не твой парень, Снегурочка, – размеренно ответил один из весельчаков, теряя ко мне интерес. – Для этого плохиша ты слишком хороша. Он и без тебя найдет себе кучу подружек по вкусу. Лучше маму слушайся и не гуляй с такими. Научит нехорошему, обманет, потом плакать будешь. Давай лучше с нами – мы надежные, не обидим.

Рука парня поднялась и погладила нежную щеку девчонки. Другой рукой он приобнял ее за плечи, не замечая, как она тут же напряглась и сжалась от чужого прикосновения…

– Ты красивая…

И это было все, что он успел сказать.

Мы все-таки подрались. Прямо в автобусе. Был я плохишом или нет, это не их гребаное дело! Как и то, с кем Эльфу гулять и кому доверять. С кем вообще говорить! На сегодня всего этого было слишком: разговора с матерью, поездки со сводной сестрой в школу, внимания Ленки. Сначала Воропаев со своей заботой, теперь вот эти весельчаки с оценкой моих внешних качеств. Кому какое, к черту, дело до моей ненависти?! До того, на что было право лишь у меня?! Я чувствовал, как шибает в руках злость, придавая силы. Добавляя отчаянной ярости кипящему во мне раздражению.

Я и только я хотел решать, кому на нее смотреть. Кому с ней говорить и кому прикасаться. Она забрала у меня часть моей долбаной жизни, и да, у меня было на это полное право!

Она плакала тихо, беззвучно. Стояла и смотрела, как я вытираю кровь на лице колючей снежной крупой, роняя на куртку крупные горошины слез, прижимая к груди наши сумки и свою шапку. Уже не снежно-белую и новую, а в бурых пятнах грязи. Побывавшую под ногами парней, когда девчонка сдуру бросилась мне на помощь, а я ее оттолкнул.

– Хватит реветь, скелетина! Хватит, слышишь! Уже все закончилось.

Мы стояли в самом начале поселка Черехино, где нас высадил кондуктор, и я пытался остановить кровь.

– У тебя губы разбиты и нос.

– Тебе какое дело? – это прозвучало грубо, и я выдохнул, запрокидывая голову. – Не только у меня, если ты не заметила.

– Стас, я не хотела, честное слово! Очень больно?

– Лучше заткнись.

Что-то упало на землю – сумки, а следом шапка. Я обернулся, но все равно оказался не готов к тому, что она приблизится ко мне и коснется лица. Приложит к разбитым губам платок, распахнув навстречу моему взгляду свои невозможно-синие глаза. Проведет пальцами по губам, так осторожно, словно я сделан из стекла.

Еще никогда голос не предавал меня, а собственная рука не казалась такой тяжелой и непослушной. Я замер, ошарашенный этим прикосновением, близостью Эльфа и тем фактом, что едва не задохнулся от этой близости.

Сердце стучало как сумасшедшее, воздуха не хватало… Я накрыл ладонью руку девчонки, лежащую на моей щеке, и сжал. Закрыв глаза, с силой оторвал от себя, отступая на шаг. Выдохнул так зло, как только был способен в тот миг, с рваным вздохом силясь втянуть в легкие побольше воздуха.

– Никогда меня не касайся! Кажется, я просил тебя держаться подальше…

– Но я подумала…

– Что? Что ты подумала, скелетина? Что это из-за тебя я бросился на них?! Из-за того, что ты моя сводная сестра и мне стало жаль тебя?!. – Я отбросил прочь ее руку, которую все еще сжимал в пальцах, и хрипло рассмеялся, видя, как гаснут глаза девчонки. – Мне жалко Батю и мать. А ты… Я ненавижу тебя. Ненавижу. Всегда помни об этом.

Я помнила. Помнила, когда оставалась одна в его комнате и сворачивалась клубком в его постели. Когда пользовалась его ванной и отодвигала его вещи в стенном шкафу. И делала вид, что сплю или читаю, когда он заходил в комнату и брал, что хотел, не замечая меня. Не смущаясь, если заставал в пижаме или расчесывающую мокрые волосы, стоя у окна. Никогда не предупреждая свой визит стуком в дверь. Как бы ни хотела мачеха, это была спальня сводного брата, его территория, и он не собирался уступать мне права на владение.

– Скелетина, попробуешь запереть дверь, и я ее сломаю, – однажды бросил через плечо, даже не взглянув в мою сторону, и я поверила.

Как поверила в то, что это вовсе не из-за меня он ввязался в драку.

У него было столько причин ненавидеть меня, но всякий раз, когда я об этом думала, чувствуя на себе его серый неприязненный взгляд, мое сердце болезненно сжималось, не желая понимать: почему? За что он так жесток со мной?

«Я ненавижу тебя. Ненавижу. Всегда помни об этом».

Теперь я ездила в школу одна, покидая дом намного раньше брата. Отговариваясь мачехе тем, что занимаюсь до уроков с подружкой. Завтракала в одиночестве, а возвращаясь домой, старалась отмолчаться за ужином. Это было нетрудно. Отец почти никогда не заговаривал со мной первым, а мачеха… А мачеха и без того знала обо мне все. Я сама не заметила, как привязалась к ней. К этой высокой, крупной женщине с властной внешностью и крепкой рукой, всегда находившей для меня доброе слово и немного личного времени. Именно ей я рассказывала о своих успехах и новых друзьях. Делилась надеждами на выздоровление бабушки. Именно ей говорила спасибо за то, что сыта, одета и с крышей над головой. Была благодарна за неравнодушие к моей судьбе и изо всех сил старалась порадовать мачеху оценками, встречая одобрение и тихое довольство в ее глазах.