к отвратительному матрасу подо мной. Я сделала глубокий вдох, пытаясь сдержать панику. Римо внимательно посмотрел на меня.

— Отпусти нож, — пробормотал он.

Я даже не колебалась. Будь сильной. Я сглотнула, напоминая себе о камере. Я унесу свою гордость с собой в могилу.

— Просто покончи с этим, Римо, — сказала я с отвращением.

— Изнасилуй меня. Я больше не играю в твою больную игру. Я не шахматная фигура.

Темные глаза Римо блуждали по моему лицу, волосам, вытянутым над головой рукам. Он наклонился, его жестокое лицо приблизилось. Он остановился, когда наши носы почти соприкоснулись. Его глаза не были черными, они были самыми темно-карими, которые я когда-либо видела. Он выдержал мой взгляд, а я его. Я не отвернусь, что бы он ни сделал. Я хотела, чтобы он увидел меня такой, какая я есть. Не слабость, не пешка, а человек.

— Не так, Серафина, — сказал он. Его голос был низким и темным, завораживающим, но именно его взгляд держал меня в плену. — Не как шлюху на грязном матрасе. — он улыбнулся, и это было хуже, чем любой взгляд или угроза. Он опустил свой рот вниз, пока его губы не коснулись моих слегка, едва едва, и все же поток пронзил меня. — Я еще не начал играть, а ты не просто шахматная фигура. Ты королева.

Он взял нож и выпрямился, отпустив меня. Он медленно встал, выпрямился во весь рост и посмотрел на меня.

— А кто ты в этих шахматах? — прошептала я хрипло, все еще лежа на матрасе.

— Я король.

— Ты не непобедим.

Его глаза прошлись по мне, пока не вернулись к моему лицу.

— Посмотрим. — Он вложил нож в чехол. — А теперь снимай платье. Оно тебе больше не понадобится.

Я села.

— Я не буду раздеваться перед тобой.

Римо усмехнулся.

— О, это будет весело. — он ждал, и я твердо выдержала его взгляд. — Тогда это будет нож, — сказал он, пожимая плечами.

— Нет, — твердо сказала я, с трудом поднимаясь на ноги.

Я посмотрела на него и потянулась назад, расстегивая молнию с громким шипением. Не сводя с него глаз, я тянула ткань, пока она, наконец, не упала на пол, пушистым ореолом вокруг моих ног.

— Белая и золотая, как ангел, — мрачно размышлял Римо, изучая каждый дюйм моего тела.

Даже сила воли не могла остановить мои щеки, пылающие от жара, когда я впервые оказалась перед мужчиной. Оставшись в одной белой подвязке, белых кружевных трусиках и корсете, я почувствовала, как по коже побежали мурашки.

Он преодолел расстояние между нами, и я затаила дыхание. Он остановился рядом со мной, темные глаза скользнули по моему лицу, и он поднял руку, заставляя меня напрячься. Уголок его рта дернулся. Затем он провел большим пальцем по моей скуле. Я отстранилась от его прикосновения, и он снова улыбнулся.

— Девственная застенчивость, как мило, — насмешливо сказал Римо. — Не волнуйся, Ангел, я никому не скажу, что я первый мужчина, который увидел тебя такой.

Я уставилась на него, борясь со слезами смущения и ярости, когда он наклонился, чтобы взять платье.

— Сделай шаг назад.

Я быстро вылезла из платья, и Римо выпрямился, зажав под мышкой испачканную ткань.

Он посмотрел на меня.

— На тебя стоит посмотреть. Бьюсь об заклад, у Данило бы появился стояк от одного взгляда на тебя. Я могу только представить, что он чувствует сейчас, зная, что ты в моих руках, зная, что он никогда не получит обещанного.

Я покачала головой.

— Что бы ты ни взял, это всегда будет меньше того, чего получил бы он, потому что я бы отдалась ему добровольно, телом и душой, и ты ничего не можешь с этим поделать. Тебе придется довольствоваться утешительным призом, Римо Фальконе.

Римо медленно отступил назад со странным выражением на лице.

— Тебе нужно принять душ, Серафина. Одна из шлюх принесёт тебе свежую одежду.

Он повернулся и исчез с тихим щелчком двери. Воздух со свистом покинул мои легкие.

Я обхватила себя руками, дрожа, пытаясь держать себя в руках. Пришлось приложить немало усилий, чтобы противостоять Римо, и теперь меня захлестнула волна эмоций. Я напряглась, вспомнив о камере, но потом решила, что это не имеет значения. Римо знал, что я его боюсь. Мой храбрый вид его не обманул.

РИМО

Серафина была всем, на что я надеялся, и даже больше. Королева в моей шахматной партии. Благородная и гордая, как королева, и высокомерная и избалованная, как одна из них. Она заставила меня захотеть сломать ее. Сломать эти белые крылья. Ангел на вид, но с подрезанными крыльями, счастлива быть приземлённой, счастлива никогда не бродить по небу. Довольствоваться тем, что стала прекрасной прирученной птицей в позолоченной клетке Данило.

Я допил виски и пошел в бар. Джерри снова наполнил мой бокал. Шлюхи собрались в другом конце бара, как можно дальше от меня. Как обычно.

— Она такая красивая, — сказала шлюха, которая принесла Серафине одежду.

Она была красивой. Серафина была шедевром, даже слишком красивой. Ее золотистые волосы и безупречная кожа на грязном матрасе казались мне святотатством, и я совершил почти все мыслимые грехи.

Я выпил еще виски, подумывая о возвращении в подвал, к Серафине.

Что бы ты ни взял, это всегда будет меньше того, чего получил бы он, потому что я бы отдалась ему добровольно, телом и душой, и ты ничего не можешь с этим поделать. Тебе придется довольствоваться утешительным призом.

Ее слова настойчиво стучали у меня в затылке. И черт, я знал, что она права. Отнять у Серафины то, что я хотел, было бы не победой. В этом не было ничего сложного. Она была слабее, и находилась в моей власти. Я мог бы заполучить ее к утру и покончить с этим, но это было бы похоже на гребаное поражение. Это было не то, чего я хотел. Отнюдь нет. Я никогда не соглашался на утешительный приз. Я не хотел меньше того, чего она дала бы Данило. Я хотел большего. Я хотел от нее всего.

Я со стуком поставил стакан на стойку и повернулся к ближайшей шлюхе.

— В моем кабинете. Сейчас.

Она кивнула и убежала. Я последовал за ней, уже с мучительной болью. Чертовски отчаянный с тех пор, как я увидел Серафину в нижнем белье. Чертовски отчаянный, чтобы похоронить себя в ее киске и вырвать из неё невинность. Я всегда получал то, чего хотел. Я ничего не ждал. Но если я хочу окончательного триумфа, мне придется приложить все свои силы в терпении, и