Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поэтому мы отчаянно ищем настоящего героя. Так что к тебе будет много внимания, – и она сканирует меня лукавым взглядом, – хотя не так уж это и плохо!
Пару секунд я думаю, не флиртует ли она со мной, но быстро отбрасываю эту мысль.
– Выглядеть хорошо, кроме прочего, нужно еще и потому, что порченый товар делает человека одиноким, – объясняю я. – Но это Саут-Бич, здесь на каждого найдется какой-нибудь наглый мудак или самовлюбленный подонок.
– Не забывай: люди одержимы знаменитостями. Если возьмут на прицел какие-нибудь психи, звони, – говорит она.
Я почему-то вдруг вспоминаю жирную телку с Татл-Козвей – ее челку и невероятный второй подбородок.
Соренсон.
Валери принужденно улыбается. Агент до мозга костей.
– Ладно, – она встает, – увидимся на канале сегодня.
– Буду ждать с нетерпением.
Мы выходим на улицу, парковщики подгоняют наши машины. Мы снова жмем руки, мол, договорились.
От великого до смешного: когда я приезжаю в «Бодискалпт», меня уже поджидает Мардж Фальконетти с потерянным видом. К большинству клиентов, а в моем случае почти все они женщины, ты стараешься подобрать ключик. Например, секс: желание, чтобы тебя считали привлекательной, чтобы кто-то хотел тебя. Или дети: быть живчиком, быть в форме, вести активный образ жизни, чтобы стать для них позитивным примером, видеть, как они растут, и застать внуков. Или страх смерти: врач сказал убрать спасательный круг, или, мол, пеняй на себя. Даже с такой мотивацией все равно приходится заставлять, но хотя бы есть за что зацепиться. Фальконетти же просто хочет сохранить свой бездарный образ жизни. Все, что мне нужно, – это не дать ей докатиться до диабета второго типа, чтобы острый приступ не прервал ее далекоидущие планы. Занятия со мной три раза в неделю дают ей оправдание, чтобы сидеть на диване, смотреть сериалы и жрать чипсы. Меняться она не хочет, хочет, чтоб я говорила ей, что все у нее хорошо. Она платит $75 за занятие, и меня вполне устраивает, что я работаю с ней на автомате и просто не даю ее отвислой жопе разрастаться бесконтрольно.
Но у нее все равно остаются иллюзии, которые надо развеять. Я же профессионал, в конце концов.
– Снижение веса для борьбы с диабетом второго типа не поможет, Мардж. Если вы предрасположены к диабету, вам нужно выполнять предписания врача в плане диеты.
– Я знаю, но… – Она осеклась.
– Вот у вас Винсент есть, – это ее любимый мопс, – вы же не будете кормить его шоколадом, так ведь?
– Нет, конечно.
– А почему?
– Потому что это его погубит!
– Да, но сами-то вы его едите. Как, по-вашему, на вас влияет шоколад?
Она тупо смотрит на меня. Почему они не врубаются? Почему я должна тратить время на этих идиоток, которые считают, что если три раза в неделю ходишь на тренировку, то можно обжираться мороженым «Бен энд Джерри»?
– Тренировки три раза в неделю не спасут вас от диабета, – говорю я. – Поговорите с Тони, – это я про ее толстого мужа, – вы же знаете, что у него избыточный вес. А он наверняка постоянно просит вас приготовить что-нибудь вкусненькое, и в итоге вы едите то, что вам нельзя.
– Мы итальянцы…
– Да выбросьте вы это из головы. Нельзя быть рабом отживших культур. У меня ирландские корни, но я не пью «Гиннес» и не жру тушеную говядину с хлебом. Мы американцы, блин!
Мардж пялится на меня с болью во взгляде.
– Динамика очень сильно зависит от того, хочет человек измениться или нет. Я всегда говорю: если хочешь измениться, ты должен решить, что это нужно именно тебе.
В ответ я слышу привычное блеяние, что, мол, надо быть женой и матерью. Извечная слабость, причем такого типа, который я ненавижу больше всего: полная зависимость от мужа и воспитание не детей, а нового поколения свиней на убой, но с произнесением пафосных речей о любви.
Мне трудно помочь Мардж измениться еще и потому, что она не понравилась мне с первого взгляда. Не из-за дряблого мяса, затянутого в черную лайкру, будто покрашенную из баллончика, и не из-за нелепого макияжа. Нет. Всему виной бейсболка «Янкиз», которую она нахлобучивает себе на голову. Да, я сама не местная и теперь уже больше половины жизни прожила здесь, но я из Бостона и презираю все, что связано с командой «Янкиз»[12]. Тем более эту суку, которая и в Южном Бронксе-то, скорее всего, не была. Слава богу, мне хватает профессионализма, чтобы не показывать свои истинные чувства.
Поэтому я заряжаю ее на час гирями – сжигать жир на квадрицепсах. Как же она ненавидит эти гири! Но тем не менее делает и подъемы на платформу, и выпады, и приседания, и жим ногами, и спринт на 40 ярдов. Я слежу за ней как хищник, высматривающий сбитую падаль на шоссе, и все время вбиваю результаты в Lifemap. Мы заканчиваем, и она, истекая пóтом, склизкой улиткой ползет в душ.
О да, у нас тут конвейер: еще один кусок сала явился и желает, чтобы ему придали человеческий вид, – Лина Соренсон. Она где-то раздобыла серые бесформенные штаны для йоги, которые даже ей велики. В чем-то это даже хорошо: обычно бабы носят очень тугие штаны и натягивают их слишком высоко, так что видно верблюжьи лапки. Женщины вроде Мардж почему-то думают, что если влезть в размер поменьше, то это и будет твой размер. Но прикид Соренсон – как предупреждающий сигнал: штаны для йоги стали дежурной спортивной одеждой для баб, которые стесняются своего тела и, что еще хуже, несерьезно относятся к занятиям. Штаны действительно адские, но еще круче – старая майка в облипон с Eurythmics, в которой ее сдобное брюхо аппетита не прибавляет.
А главное – уже 10:07. Опоздание учтем, сучка крашеная. У Соренсон на лице выражение коровы, которую привели на убой. Она боязливо глядит на снаряды, как будто сейчас ее на них разложат и станут отдирать тучную плоть от костей. Впрочем, для этого они тут и стоят. Я приветствую ее с натянутой улыбкой. Вообще со временем начинаешь сразу определять, сколько выдержит очередная толстая харя. Этот экземпляр больше двух недель точно не протянет.
Я достаю сантиметр и веду ее взвешиваться. Лина Соренсон, рост 157, вес 92, продолжает нервно верещать:
– Я уже давно думала, что надо начать заниматься… Слушайте, я надеюсь, вы не против, что я отдала каналу видео с телефона. Я не подумала. Надо было у вас сначала спросить.
Не против? Она меня звездой, блядь, сделала!
– Это было довольно бестактно, – говорю я, чтобы не благодарить и не уступать даже части власти над ней. – Под дверью с утра торчали папарацци.
– Простите, ради бога…
– Ничего, бывает, давайте не будем зацикливаться, – улыбаюсь я. – Вы готовы?
– Насколько это вообще возможно, да, – отвечает Соренсон неуверенно.