с юга на север, так и с востока на запад. Мостовые дали основу ярусам. Слове «ярус» А. В. Арциховский употреблял еще в 1932 г., когда начинались раскопки на Славне. Но тогда это были лишь ярусы построек, причем каждый ярус представлял собой целое столетие: ярус построек XIV в., ярус XIII в., ярус XII в. Более точных датировок тогда еще не было. Теперь уже ярусом именовалась мостовая и соответствующая ей толща культурного слоя со всем содержимым, т. е. находками и остатками построек. Конечно, венцы построек далеко не всегда укладывались в эту толщу: постройка могла быть сооружена одновременно или почти одновременно с настилом мостовой, но она могла просуществовать либо столько же, сколько и настил мостовой, либо больше, а либо меньше, Могли соорудить постройку и когда мостовая простояла уже какой-то срок.

В таких случаях постройка вылезала из одного яруса и захватывала другой. Встречались постройки, существовавшие по 3 и 4 яруса. Но большинство построек в силу целого ряда причин сменялись одновременно или почти одновременно с мостовыми, и поэтому каждому ярусу мостовых соответствовал свой ярус построек.

В Неревском раскопе благодаря мостовым каждое столетие уже делилось на 4 - 5 ярусов, и датировка производилась с точностью до четверти столетия (начало века, первая половина, вторая половина, конец).

Даже в пределах раскопа мостовая Великой давала понижение к северу на целых 2 м, а в то же время вся территория имела уклон к востоку, в сторону реки. Так что древняя дневная поверхность имела здесь сложную конфигурацию, даже если не учитывать отдельных холмов. Поэтому на значительных расстояниях от мостовых было бы трудно привязывать постройки к тому или иному ярусу, если бы стенки Неревского раскопа не имели идеального профиля: каждая прослойка, будь то щепа, навоз, глина, слой пожарища или тоненькая прослойка извести или золы прослеживалась совершенно отчетливо, давая возможность соединять между собой все напластования.

Улица Великая вскрыта Неревским раскопом на протяжении 183 м, Холопья на 50 и Кузьмодемьянская на 60 м. На этом пространстве разместились 12 усадеб, но в достаточной мере из них раскопаны лишь 8, располагавшихся на перекрестках Великой с Кузьмодемьянской и Холопьей. Четыре усадьбы захвачены были раскопом лишь в небольших частях. Две из них выходили фасадом на Розважу, проходившую южнее Кузьмодемьянской, и две на Боркову, которая шла севернее Холопьей (обе эти мостовые были обнаружены шурфами).

Нет никакого сомнения, что после берестяных грамот важнейшим открытием в Новгороде являются усадьбы. Впервые в истории изучения древнерусского города археологи смогли не только ходить по древним мостовым, но и заходить во дворы древних усадеб, где сохранились остатки почти всех существовавших когда-то построек, и осталась масса вещей, которыми пользовались жители этих усадеб. Такого еще не было.

Нельзя сказать, что археологи совсем ничего не знали о Новгородских усадьбах: в писцовых книгах XVI в. даны описи многих улиц с перечислением дворов (или, как мы говорим, усадеб), их размеров и имен владельцев. Большинство дворов имело в среднем 20 X 30 м Примерно такие же дворы изображены на упоминавшемся нами плане части Новгорода конца XVII в. От XVII в. до нас дошли купные грамоты, которыми оформлялась купля-продажа усадеб. В купных грамотах точно перечислялось количество и размеры построек (изба, изба на подклете, клеть, мыленка, т. е. баня и т. д.).

Все это так. Но пока что ни одной, хоть наполовину вскрытой усадьбы, еще не было. На Неревском раскопе стали говорить об усадьбах лишь через несколько лет, после того, как общая площадь раскопа превысила несколько тысяч квадратных метров.

Первые усадьбы, естественно, определились перекрестком Великой и Холопьей. Они пронумерованы были буквами: усадьба А - к востоку от перекрестка и далее Б, В и Г - по часовой стрелке. Из них полностью раскопана только одна усадьба Б. Остальные раскопаны лишь наполовину или одну треть своей территории. В последующие годы, когда открылся перекресток Великой и Кузьмодемьянской, определились еще четыре усадьбы, обозначенные буквами Д, Е, И и К. Здесь также только одна усадьба И, расположенная к юго-западу от перекрестка, раскопана целиком. Почти целиком раскопана усадьба Д, расположенная к северу от И, больше чем на половину раскопана усадьба Е, смежная с усадьбой Б, и меньше других - усадьба К. По сравнению с целым городом, это совсем немного. Но тем не менее это окно, через которое пусть на очень ограниченной территории и пусть только в плане, перед нами открылся уголок древнего Новгорода, застройку которого мы во всех подробностях проследили на протяжении пяти с половиной столетий.

Раскопки в Новгороде продолжаются. Несомненно, они будут вестись, пока в городе сохранятся еще места, пригодные для раскопок. Вероятно, будут открыты новые улицы и усадьбы, новые дома и сооружения. Несомненно, будут найдены новые сотни и, может быть, тысячи берестяных грамот, и сделаны новые неожиданные открытия. Несомненно, эти открытия во многом уточнят наши представления о древнем Новгороде, сложившиеся сейчас. Но мы надеемся, что именно уточнят, а не опровергнут.

Еще совсем недавно, если заходила речь о древнерусском городе, можно было услышать с горечью произнесенную фразу: «У нас не Помпеи!».

Руины Помпеи рассказали о древнеримском городе то, чего не могли рассказать никакие письменные источники.

Но сравнивать Новгород с Помпеями невозможно. В Новгороде на большом протяжении раскопаны древние улицы, вскрыты древние усадьбы, остатки домов и постройки различного назначения. А после раскопок здесь остаются лишь пустые котлованы, которые археологи обязаны засыпать и заровнять. Но в процессе раскопок перед глазами археологов проходит многовековая история определенной части города, нескольких его усадеб, проходит в той мере, в какой она могла запечатлеться в застройке этих усадеб и в огромном количестве разнообразных предметов, которыми пользовались люди, населявшие эти усадьбы и жилища. Всего в Неревском раскопе вскрыты остатки более 1200 различных построек. Это во много раз больше, чем их обнаружено до сих пор во всех древнерусских городах, вместе взятых.

Конечно, их подробнейшим образом описывают, обращают внимание на все конструктивные особенности, определяется назначение каждой постройки (это удается сделать в большинстве случаев), но после этого выбрасывают за пределы раскопа, как и просмотренную, протертую в ладонях землю. Ведь под одними постройками лежат следующие - более интересные или менее - на этот вопрос ответить никто заранее не может. Непреложный закон археологической методики таков: раскоп должен быть доведен до материка.

Некоторым постройкам «везет»: части их попадают в музеи и становятся экспонатами. Говорят, что было бы хорошо создать нечто вроде музея на открытом воздухе, где можно было бы выставить остатки древних