Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но когда Новая Ляля полезла свиным рылом в калашный ряд, то бишь начала вмешиваться в творческий процесс, страсти закипели нешуточные.
– Давайте с ним поговорим, с шефом, – предложила разумная Соня. – Он же все-таки не дурак и должен понять, что постель и газета – две большие разницы, как говорят в Одессе.
Коллектив предложение горячо одобрил и наделил Соню необходимыми полномочиями, хотя она, конечно, отбивалась изо всех сил. Но не отбилась – уболтали, можно сказать, втолкнули в кабинет. И чем дело кончилось? Противно вспомнить.
Шеф слушал хмуро, в глаза не глядел, играл желваками. Соня замолчала, и в комнате повисла тишина.
– Ну что ж, – наконец очнулся главный редактор. – Давно следовало понять, что с преступницей милосердие бессмысленно.
– Она преступница?! – ужаснулась Соня.
– Да нет, – зловеще усмехнулся шеф. – Она ответственный маленький человечек, честно выполняющий свою работу. А вот вы – воровка. Вы деньги украли.
– Ка-какие деньги? – опешила Соня.
– Вы украли у Бориса тысячу рублей. Он сказал мне об этом и просил не поднимать шума в надежде, что подобное не повторится. Надо было немедленно вас уволить, но я пошел на поводу у этого великодушного человека и совершил непростительную ошибку. Ибо теперь вы вознамерились извести честного сотрудника и посеять рознь в коллективе, чтобы легче было ловить рыбку в мутной воде.
– Вы что, сбрендили?! – закричала Соня. – Это же он украл у меня деньги!..
– Ну хватит! – хлопнул ладонью по столу главный редактор. – Или вы сегодня же пишете заявление по собственному желанию, или завтра я вас увольняю по статье.
Вот так Соня, без вины виноватая, осталась без работы. Написала заявление, собрала вещички, а с порога сказала Боре, который деловито строчил в блокноте, не поднимая глаз:
– Береги яйца, пидор.
И увидела, что тот испугался. Пустячок, а приятно!
Если вам кажется, что все кончено, перекреститесь, ибо жизнь продолжается, просто теперь она будет другая и, вполне возможно, гораздо лучше прежней.
– Слава Богу, выдралась из этого отстойника! – обрадовалась Марта, всегда умевшая рассмотреть оборотную сторону любой неприятности. – Тухла бы там до пенсии среди маргиналов.
– Рано или поздно я бы все равно поменяла работу. Но сама!
– Свежо предание. Болото затягивает, особенно таких, как ты.
– А какая я?
– Унылая. Пригорюнилась, как Аленушка на пеньке.
– Аленушка горюнилась на камушке.
– Ну так у нее братец был серенький козлик. А тебе-то с чего?
– А мне, ты считаешь, не с чего! – вскинулась Соня. – Жених с лучшей подругой помахали ручкой на пороге загса, ребенка потеряла, с работы выгнали как воровку без права реабилитации, а мне все хрен по деревне! Кто это побежал там, такой веселый? Да то Соня из ансамбля имени Кащенко!
– Тащишь по жизни былые обиды? Я думала, все это в прошлом.
– Я тоже так думала.
– Забудь его, Соня. В твоей жизни он больше не объявится, да и не дай тебе Бог.
– Я знаю.
(«Знаешь ты сюсю, да и то не усю», – поговаривал, бывало, главный редактор, ни дна ему ни покрышки. Еще он смачно высасывал из дуплистых зубов остатки корма, говорил «в двух тысяча таком-то году» и не всегда застегивал ширинку.)
– Ладно, Сонька, не горюй! Поторгуешь телефонами, все не семечками на базаре. А там посмотрим.
– Если возьмут.
– Возьмут, куда денутся.
Никуда не делись, на работу взяли и определили в салон на Тверской, в нескольких минутах ходьбы от дома, что уже можно было счесть большой удачей. Впрочем, обстоятельство это оказалось единственным со знаком плюс. В остальном же жизнь переменилась кардинально и отнюдь не в лучшую сторону. На смену вольным редакционным хлебам пришли жесткий график, железная дисциплина и зеленая тоска. Потому что какая же тут радость, скажите на милость, с утра до вечера продавать мобильные телефоны, сим-карты и иже с ними? Ни-ка-кой!
В жизни вообще мало радости. А может, это лишь видимость, поскольку нас все время манят иные вершины, которые и представляются счастьем.
Соне казалось, будто она бежит и бежит по кругу, где всего две остановки – салон мобильной связи и каморка в коммунальной квартире. А единственная собеседница – Нинка Капустина, та самая, из Одинцова.
Впрочем, собеседницей Нинку можно было назвать с большой натяжкой. Скорее рассказчицей. Ибо чужое мнение ее абсолютно не интересовало, и в тех редчайших случаях, когда, потеряв бдительность, она позволяла слушателю завладеть инициативой в разговоре, глаза ее тускнели и выключались – она ждала паузы, чтобы немедленно вклиниться и продолжить собственное повествование.
Любая фраза, чудом досказанный эпизод чужой жизни или опрометчиво заданный вопрос рождали глубинный поток сознания, где реальные события минувшего дня и ночи обрастали воспоминаниями, ассоциативными вторжениями в иные темы, зарисовками из жизни никому не ведомых или всем хорошо известных реальных и литературных персонажей, а также, понятное дело, обзором телепередач и печати – Нинка много читала в электричке.
В такие моменты, к счастью, не слишком частые, Соня, стиснув зубы, молила: «Господи! Пожалуйста! Пусть она заткнет свой фонтан и отвалит!», с ненавистью глядя на неутомимую щебетунью. Но вскоре научилась мысленно отключаться, думая о своем, девичьем, и вздрагивая, когда Нинка в кульминационных местах тыркала ее в бок:
– …Представляешь? На двадцать миллионов!
– Чего? – очнулась Соня, возвращенная в реальность увесистым тычком. – Долларов?
– Каких долларов? – грозно нахмурилась Нинка. – Или ты меня не слушаешь?
– Я слушаю, – торопливо заверила Соня. – Просто не поняла, в какой валюте.
– У тебя что, программа зависла? Я говорю, прочитала в газете, мужиков у нас в стране на двадцать миллионов меньше, чем женщин. Ты хоть понимаешь, что это значит? А я-то недоумеваю, кто вокруг меня вьется – козел на козле сидит и козлом погоняет. Двадцать миллионов! Страшная цифра! Теперь давай считать дальше. Ты меня слушаешь?
– Да, – честно ответила заинтригованная Соня.
– Из оставшегося ничтожного количества вычеркнем наркоманов, алкоголиков и бытовых пьяниц – раз, гомиков и импотентов – два, дебилов и уродов – три, братков, бомжей и уголовников – четыре, стариков и юнцов – пять! – Нинка торжествующе показала крепко сжатый кулак.
– Женатых – шесть, – подсказала высоконравственная Соня.
– Да ты что? – покрутила пальцем у виска Нинка. – Кто же тогда остается?
– Ну, я не знаю. Разведенные…
– Ты вообще представляешь масштабы трагедии? Где-то тусуется последняя жалкая кучка нормальных мужиков, вымирающих, как уссурийские тигры, а мы даже не знаем где, чтобы начать охоту!