Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не переживайте. Такова американская образовательная система. В Штатах этому не учат. Даже в университетах. Если, конечно, специально не попросить.
– Я даже школу не закончила.
– В самом деле? Оригинально. Как же так вышло? Образование для американцев идея фикс, даже такое, каким они его себе представляют. Образование и еще деньги.
– А почему вы говорите об американцах в третьем лице?
Чуть смущенная улыбка.
– А вы сами как думаете?
– Не знаю, что и подумать. Вы вообще откуда?
– Когда мне задают этот вопрос, я всегда лгу. Давайте лучше обойдем стороной мою биографию.
– Любите окружать себя загадками?
– Легкая завеса тайны придает мне больший вес. Коллекционерам нравится иметь дело с таинственными людьми. Про меня разное болтают. Например, что я работаю на мафию и среди моих клиентов полно криминальных авторитетов.
– Скажете, не так?
– Я бизнесмен. А слухи… вы знаете, в Нью-Йорке они моему бизнесу даже помогают.
– У вас есть копии или репродукции других «Спящих женщин», на которые я могла бы взглянуть?
– Никаких копий «Спящих женщин» в природе не существует. Я всегда гарантирую это покупателям.
– Хорошо, а фотографии? У вас не может не быть фотографий!
Он покачал головой.
– Может. Постарайтесь понять: ни копий, ни репродукций, ни фотографий – ничего.
– Но почему?
– Эксклюзив должен оставаться эксклюзивным.
– А давно у вас эта картина?
Вингейт скосил на нее взгляд, потом вновь посмотрел на меня.
– Не так давно.
– А долго она еще у вас пробудет?
– До завтра. У меня есть постоянный клиент, который покупает картины этого автора. Его зовут Такаги. Он из Японии. За любое полотно он готов платить по полтора миллиона фунтов стерлингов. Но на сей раз у меня другие планы.
Он вернул картину на место, а я, вновь помогая ему, задвинула крышку.
– Так вот, вернемся к нашему разговору. Восемь полотен были написаны в технике «пророков». Но потом она вновь изменилась. «Спящие женщины» выглядели все более и более реалистично, при этом в них оставалось все меньше жизни. И сейчас он пишет один в один как старые голландцы. Невероятная техника.
– Так вы в самом деле не знаете, живые у него модели или мертвые?
– Послушайте, Джордан, если какому-то японскому извращенцу нравится думать, что они мертвые, и за это он отваливает миллионы – меня это более чем устраивает!
– Значит, вы верите, что они живые?
Он не смотрел на меня.
– Верю ли я во что-то или не верю, это не имеет никакого значения. Важно лишь то, что я знаю наверняка. А я ничего не знаю!
Если Вингейт и не подозревал до этой минуты, что речь шла не о профессиональных моделях, а о реальных женщинах, сейчас он это узнает. Он наконец закончил возиться с ящиком и выпрямился. Я подошла к нему почти вплотную и сняла очки.
– А что вы скажете теперь?
Ни один мускул не дрогнул на его лице, но мой жест произвел на него впечатление, я это чувствовала.
– Странно… весьма странно…
– Что тут странного?
– Я продал картину, на которой вы были изображены. Вы – одна из них. Одна из «Спящих».
Выходит, он ничего не слышал о происшествии в Гонконге?.. Неужели директор музея не рискнул ему сообщить, боясь лишиться экспозиции?..
– Нет, это не я. Это моя сестра.
– Но… у той женщины было ваше лицо! Безусловно, ваше!
– Мы с ней двойняшки.
В глазах его я читала неподдельное изумление.
– Ну, Кристофер?.. Теперь понимаете?
– Мне кажется, вы больше меня знаете обо всем этом. Ваша сестра в порядке?
Я так и не смогла понять, насколько он искренен.
– Не знаю. Скорее всего нет. Ее похитили тринадцать месяцев назад. Когда вы продали картину, на которой она была изображена?
– Примерно год назад.
– Тому японцу?
– Да, Такаги. Его цена перебила все другие.
– А были еще желающие?
– Разумеется. Были, есть и будут. Но, вы уж простите меня, Джордан, я не могу назвать их имена.
– Поймите, я не из полиции и не имею к ней никакого отношения. Меня волнует только моя сестра. Я заплачу вам за любую информацию, которая поможет мне напасть на ее след.
– Я не располагаю никакой информацией. Ваша сестра исчезла больше года назад, на что вы надеетесь? Вы думаете, она все еще жива?
– Нет, я думаю, что она скорее всего мертва. Как и другие женщины, изображенные в серии «Спящие». И вы думаете точно так же. Но я не смогу жить дальше, пока не узнаю точно! Я обязана выяснить, что случилось с моей сестрой. Это мой долг перед ней.
Вингейт постучал пальцами по крышке ящика.
– Я вас прекрасно понимаю и сочувствую вам. Но не рассчитывайте на мою помощь. Я действительно ничего не знаю.
– Вы меня за дурочку держите? Вы! Обладатель эксклюзивных прав на реализацию картин этого художника!
– Я с ним даже не встречался.
– Но вы ведь знаете, кто он?
– Я даже не знаю точно, он это или она. Мы не виделись. Картины поступают ко мне по почте. Записки я нахожу в ящике для писем, а деньги оставляю в ячейках камеры хранения на вокзале. Как в шпионских романах: связь осуществляется без непосредственного контакта, при помощи тайников.
– Я даже не могу себе представить, что все это делает женщина. А вы, стало быть, можете?
Вингейт криво усмехнулся.
– Я встречал на своем веку разных женщин и многое мог бы вам про них рассказать. Я такое видел в их исполнении, что вам и не снилось, дорогая моя Джордан.
– Вы всегда получаете картины в таких вот ящиках по почте?
– Не всегда. Иногда они доставляются прямо в галерею и ждут меня в холле.
– Но зачем, зачем такая скрытность и такие сложности?
– Понятия не имею. Возможно, это «синдром Хельги».
– Кого?
– Хельги. Слыхали про Эндрю Уайета?
– Да.
– Все думали, что он способен рисовать только пейзажи в сельской глубинке, а он тем временем писал портреты своей соседки Хельги. Обнаженной. Эти картины нашлись лишь спустя многие годы. Теперь возьмем наших «Спящих». Первую картину я обнаружил у себя в холле. Это вовсе не значит, что она была первой в серии. Просто я увидел ее раньше остальных. Судя по технике, она относилась к тому периоду творчества неизвестного художника, когда он писал в манере «пророков». И я сразу почуял, что за этой работой стоит большой мастер. Поначалу я решил, что это экспериментирует кто-то из известных художников, не желая до поры до времени раскрывать инкогнито. По крайней мере до тех пор, пока не станет ясно, что эксперименты удались.