Анна хотела только одного – как можно скорее овладеть скорописью, найти работу и начать зарабатывать деньги. Каждый день она приходила в школу секретарей на Тоттенхэм-Корт-роуд и тренировалась писать диктанты с помощью специальной маленькой машинки. Это было очень забавно. Вместо того чтобы нажимать отдельные клавиши, как на пишущей машинке, нужно было нажимать аккорды, как на пианино. И каждый раз машинка печатала слог обычными буквами на бумажной ленте. Слог воспроизводился не по законам правописания, а как слышался. Поэтому, например, сочетание «новостная сводка» выглядело так: «на-вас-ная свот-ка». Но это все-таки было гораздо легче прочесть – в отличие от стенографических записей, из-за которых Анна так мучилась в прошлом.

Ее новое, более высокое положение явно произвело впечатление на Джуди и Джинни. Так что каждое утро Анна без сожалений оставляла их бездельничать на весеннем солнышке, а сама отправлялась упражняться в скорописи. Кроме Анны на курсы ходили еще две эмигрантки. И директор курсов, мадам Лерош (родом из Бельгии), уверяла, что при их знании языков все они могут рассчитывать на хорошую работу. Анну мадам Лерош считала одной из лучших учениц и часто посылала за ней, чтобы продемонстрировать потенциальным клиентам систему обучения.

За неделю до Дня Святой Троицы было тепло и солнечно. И ближе к пятнице Анна уже с нетерпением ждала выходных: школа закрывалась после обеда и не работала до вторника. Вторую половину дня Анна собиралась провести с папой, мамой и маминым кузеном Отто, который приехал их повидать.

Ей уже наскучили упражнения, и она обрадовалась, когда в середине дня за ней прислала мадам Лерош. От Анны требовалось продемонстрировать навыки скорописи чете среднего возраста и их мышеподобной дочке – хотя те и не походили на многообещающих клиентов. Отец полагал, что глупо тратить деньги на какие-то там новомодные методы, девочка смотрела испуганно.

– Ага, вот одна из наших студенток, – сказала мадам Лерош, когда Анна вошла.

То есть Анна думала, что мадам Лерош сказала именно это. Та говорила с очень сильным бельгийским акцентом, и ее было трудно понимать.

Мадам Лерош указала Анне на стул и взяла с полки книгу. Анна оглянулась, ища глазами английскую ассистентку, которая обычно ей диктовала, но ассистентки не было.

– Я сама буду тебе диктовать! – вдохновенно заявила мадам Лерош – по крайней мере, ее так поняли.

Очевидно, скепсис отца девочки уязвил ее и она во что бы то ни стало решила доказать преимущества своей скорописной системы.

Мадам Лерош открыла книгу и произнесла:

– Двои бра де ду глас.

– Что? – переспросила ошеломленная Анна.

– Двои бра де ду глас.

– Извините, – Анна покраснела, – но я не совсем поняла…

– Двои бра де ду глас! Двои бра де ду глас! – начала выходить из себя мадам Лерош. Она стукнула по машинке Анны и крикнула что-то, видимо, означавшее: пиши!

Анне ничего не оставалось, как подчиниться.

Она старательно напечатала на бумажной ленте «Двои бра де ду глас» в надежде, что следующая фраза будет более понятной – но нет! Дальше понятней не стало. Изредка Анна могла опознать какое-нибудь слово, но в целом диктант звучал как полнейшая тарабарщина. А несчастная, пунцовая от стыда Анна сидела и все это записывала. Она всей душой желала, чтобы это скорее прекратилось, хотя знала, что потом будет еще хуже: ей придется читать то, что она записала.

Диктант закончился.

Анна гадала, удастся ли ей пережить следующие минуты. И вдруг ей в голову пришла спасительная мысль: возможно, этот текст не имел смысла! Возможно, мадам Лерош специально диктовала ей тарабарщину – чтобы продемонстрировать возможности системы: система позволяет записывать даже звуки, лишенные смысла. Анна тут же почувствовала себя лучше и начала довольно уверенно читать то, что записала.

– Двои бра де ду глас, – произнесла она, стараясь, чтобы фраза звучала точь-в-точь как у мадам Лерош.

Что-то было не так. Иначе почему отец девочки еле сдерживается от хохота, как будто вот-вот лопнет? И почему хихикают мать и даже мышеподобная дочка? Почему мадам Лерош покраснела от гнева? Почему закричала на Анну? Почему, сунув Анне в руки книгу, машинку и бумагу, вытолкала ее из комнаты?

Дверь захлопнулась. Онемевшая Анна осталась стоять в коридоре.

Из комнаты напротив вышла одна из английских учительниц – должно быть, услышала шум.

– Что случилось? – спросила она.

– Не знаю, – ответила Анна.

Учительница взяла у Анны книгу, которая так и осталась открытой.

– «Твой брат Дуглас»? Это тебе диктовали? – спросила она.

– Нет, – ответила Анна.

Текст, который ей диктовала мадам Лерош, начинался с фразы «Двои бра де ду глас». Вряд ли можно спутать ее с фразой «Твой брат Дуглас»…

Или можно? Когда диктует мадам Лерош…

– Ох! Что они все подумали? – воскликнула Анна в отчаянии и посмотрела на учительницу. – Что теперь делать? Они решили, что я передразниваю ее акцент! Может быть, я должна объяснить, что это совсем не так?

Они прислушались: мадам Лерош все еще возбужденно кричала в своем кабинете.

– Не сейчас, – сказала учительница.

– Но я должна что-то сделать!

В кабинете послышались звуки передвигаемых стульев, перекрываемые взрывами грубого смеха, и неразборчивая, но явно недружелюбная ответная реплика мадам Лерош.

– Пойдем-ка отсюда, – твердо сказала учительница, увлекая Анну за собой по коридору. Они зашли в одну из классных комнат. – Делай то, что тебе сейчас нужно делать, и постарайся выкинуть случившееся из головы. Ко вторнику, я уверена, это небольшое недоразумение уже забудется.

Анна села за пустую парту и стала автоматически писать под диктовку одной из старших студенток. Но как можно забыть о случившемся? По отношению к ней это было несправедливо. Мадам Лерош не имела права кричать на нее: ведь Анна всегда работала так хорошо! Никто в школе не понимал акцент мадам Лерош. Она должна была об этом знать! А если мадам Лерош и подумала, что Анна над ней насмехается…

«Я пойду к ней и все объясню, – решила она. – Скажу ей: она не должна была так со мной обращаться… А если она не поверит мне? Вдруг меня исключат из школы секретарей?..»

К концу занятий сомнения так измучили Анну, что она не могла решить – идти домой или попытаться объясниться с мадам Лерош. В гардеробной, глядя на свое отражение в зеркале, она продолжала прокручивать в голове извинения, объяснения, призывы к справедливости и совет учительницы забыть о случившемся. Наконец пришла уборщица запирать гардероб.

Анна вышла в коридор и обнаружила, что в школе больше никого не осталось. Возможно, мадам Лерош тоже ушла домой, подумала Анна с некоторым облегчением. Но – вот черт! – все выходные Анну будет мучить чувство вины…