Налюбовавшись собой, Ледников принялся за текст. Он был невелик. В нем коротко излагалась его биография – сын бывшего заместителя Генерального прокурора, выпускник юрфака университета, следователь прокуратуры, потом следователь прокуратуры по особо важным делам, занимавшийся несколькими секретными расследованиями совместно с ФСБ, в последнее время занимается расследованиями и аналитическими прогнозами под видом журналиста…

Близкий друг семьи Востросаблиных, особенно близок с Аглаей Востросаблиной. Есть сведения, что он прибыл в Лондон для проведения завершающей стадии операции, жертвой которой стал молодой российский бизнесмен Рафаэль Муромский…

В общем, при небольшом умении из этого портрета вполне лепился образ тайного агента КГБ, выполняющего особые задания.

– Ледников, это ты, что ли?

Модест из-за его спины рассматривал фотографию на экране монитора. Он был уже в джинсах и зачуханном свитерочке с залихватской надписью «Unlimited» на груди.

– Ну ты, блин, красавчик! Супермен!

– Когда это было! – усмехнулся Ледников.

– И что все это значит? Они принялись за тебя? – озабоченно спросил Модест.

– Видимо, на основе этой информации мистер Кросби должен был состряпать продолжение своей шпионской саги, – предположил Ледников. – Но почему-то заупрямился… Почему? Может, потребовал повышенный гонорар?

– А может, совесть заела? – предположил Модест. – Помнишь, как он взвился насчет русских шпионов?

– Конечно, английские джентльмены взяток не берут!

– Одно другого не отменяет, – парировал Модест. – Не забывай, это не какие-то солнцевские отморозки!

– Что ж, тем более необходимо завтра поутру побеседовать с мистером Кросби. Может, с похмелья у него и совесть взыграет…

– Бывает, – согласился Модест. – Мне с похмелья всегда кажется, что я уже никогда в жизни не совершу ничего предосудительного. Представляешь себе? Но у нас-то с тобой пока ни в одном глазу. Помчали!

Лондонский вечерок прошел в лучших московских традициях. Они с Модестом обошли чертову тучу пабов и баров и порядком набрались. Но Ледников, помня о том, что завтра у него трудный день, себя контролировал.

В общем-то он был совершенно вменяем, когда позвонила Гланька. И тем не менее та сразу подозрительно спросила:

– Ледников, ты тоже набрался? Господи, что же у меня за судьба такая! Только одного уложила, чтобы он завтра был вменяемый, так тут же другой накачался!

– Глань, все, что ты говоришь, звучит просто чудовищно. Со стороны можно подумать, что у тебя два сожителя!

– А знаешь, что-то в этом есть… – задумчиво протянула она, ничуть не смутившись. – Я вдруг подумала, что…

– Что?

– Ничего, – засмеялась Гланька. – Сам подумай. И будь добр, запомни, что завтра мы ждем тебя к обеду. Надо серьезно поговорить. Седрик начал психовать, он хочет обратиться в полицию, к премьер-министру… Ну и все такое прочее. Вплоть до ООН. В общем, хотелось бы, чтобы ты завтра был трезв и годен для серьезного разговора. Вот уж не думала, что встанет проблема, как свести вас с Седриком в трезвом виде!

О дискете Ледников ей ничего не сказал – хватит с нее впечатлений.

Только в начале первого Ледников уговорил разошедшегося Модеста отправиться домой. В Москве-то уже была глухая ночь, и он валился с ног от усталости. В гостинице он, прежде чем уснуть, мысленно подвел некоторые итоги дня – надо было дать работу подсознанию на ночь. Утром, как знал Ледников, мозг непременно выдаст несколько идей и соображений.

И хотя он всегда мучительно плохо спал на новом месте, на сей раз заснул легко и быстро, словно в своей московской квартире, а не в номере лондонской гостиницы рядом со Скотленд-Ярдом.

Разбудил его телефонный звонок.

Звонила Гланька.

– Ледников, ты там как? – первым делом заботливо поинтересовалась она.

Ну, просто верная жена запойного пьяницы, прекрасно осведомленная о том, какие муки переживает человек с похмелья.

– Глань, я нормально, но…

– Что?

– Я не привык, чтобы обо мне поутру так заботились.

– Ну, извини… Я не виновата, что ты вызываешь у меня материнские чувства.

Вот только этого не хватало, подумал Ледников. Но Гланька перебила его мысли:

– Ты газеты еще не видел?

– Признаться…

– Погиб Кросби, – сказала Гланька.

И замолчала, давая Ледникову время переварить услышанное. Не дождавшись ответа, она нетерпеливо напомнила:

– Тот самый журналист, который писал про исчезновение Рафы.

– Что значит – погиб? – недоверчиво спросил Ледников.

Он вспомнил вчерашний неудавшийся разговор в пабе, безумные глаза Кросби… А потом глаза его остановились на дискете, лежавшей на столе. Дискете, которую вручили Кросби и содержавшей материалы о нем, Ледникове…

– Погиб – значит умер, – сказала Гланька.

– Его убили?

– Нет, он отравился газом. Его нашли на кухне – конфорка была включена и залита кофе. Здесь пишут: соседи, которые видели, как он возвращался, говорят, что он был совершенно пьян. В редакции подтвердили, что он начал пить еще на работе…

Ну, это-то не новость, подумал Ледников.

– Это все?

– Ты плохо о них думаешь. Разумеется, еще они пишут, что эта смерть, если она не была естественной, скорее всего связана с теми статьями, которые в последнее время писал Кросби… И что он собирался продолжить свое расследование, готовил новый сенсационный материал. В общем, нам, видимо, надо ждать визита полиции.

– Ничего, визит полиции – это еще не трагедия. Как Седрик?

– Седрик? – задумчиво переспросила Гланька. – Боюсь, ему снова хочется выпить.

– Постарайся удержать его от этого дела до моего прихода. Через час у меня важная встреча, а после нее я могу приехать прямо к вам…

– Я буду ждать, – тихо сказала Гланька и положила трубку.

Ледников раздернул шторы и уставился в окно. Был уже десятый час, но сумрачный декабрьский денек и не собирался разгораться. Тот же надоевший московский сумрак. Та же беспощадная привычная жизнь, где убивают, шантажируют, пьют от бессилия, спасаясь от собственных страхов и угрызений совести.

В ванной он думал о том, что на месте блондина в дубленке, с которым бедняга Кросби встречался вчера в пабе, он теперь подбросил бы такую же дискету в редакцию газеты, и они, разумеется, точно бы выдали очередную сенсацию, которую так ждет английская публика, наэлектризованная полонием.