— Было дело. Но кое-какие контакты, как вы можете догадываться, остались. И я намерен их всерьез использовать.

— Саша, я хочу повторить свой вопрос: зачем вам эти заморочки? Отложим в сторону социальную справедливость и прочие химеры прошлого. Может быть, у вас другая цель?

— Ну, например? — заинтересовался Турецкий.

— Например?… Ну, может быть, что-нибудь, связанное с моей преподавательской работой в университете? Протекция там, не знаю. Я не представляю, чтобы вас могли привлечь в качестве какой-то благодарности мои чисто женские достоинства.

— Университет не проходит категорически, а вот насчет женских достоинств, этот пассаж лично мне гораздо интереснее…А вы продолжайте, пожалуйста, — он масляно ухмыльнулся, даже губы облизнул, но она не отреагировала. — И поподробнее, если можно.

— Впрочем, если у вас с женой нелады, и такое, возможно, случается, — сказала она совершенно серьезно, без тени иронии.

— Продолжайте, продолжайте! — ухмылялся Турецкий. — Вы чрезвычайно интересную тему подняли. Я с удовольствием вас послушаю и… кто знает? А что, нелады, они в каждой семье бывают. И я, в общем-то, представляю, как обычно от них лечатся. Опять же и опыт какой-никакой, верите?

— Ну и как же, доктор? — она усмехнулась.

— О! Наконец-то я вижу улыбку! И все сразу становится на свои места. А я ведь, когда поднимался к вам, ей-богу, поначалу не собирался флиртовать. Ну, может, самую малость, исключительно для затравки. Все же незнакомая женщина, молодая, то, се, — вы меня прекрасно понимаете. Опять же и обстоятельства вроде бы обязывают. А насчет того, как лечить, скажу откровенно: единственный выход — отчаянно влюбиться!

— В жену?

— Да Бог с вами! — Турецкий в испуге округлил глаза. — И даже не в ее ближайшую подругу, которая, как правило, заранее на все соглашается. Нет! Только в постороннюю женщину! Это для того, чтоб у тебя глаза вдруг вспыхнули, заблестели. Чтоб дыхание неожиданно сбивалось во время разговоров. Суетливость появилась в движениях и… в планах. Чтоб отвечал невпопад. Ну, то есть, чтобы стали заметны даже невооруженному глазу все признаки начинающегося сумасшествия. Только это все должно быть абсолютно искренним, чистой правдой. Тогда и выход из подобной ситуации, и семейное примирение достойны кисти очень большого художника. Но это, повторяю, только мой личный опыт. Пока, правда, он меня не очень подводил. Но и сразу желаемого результата тоже не давал. И тем не менее…

— Вы простите меня, конечно, Саша, но то, что вы говорите, мне представляется не совсем… ну, как бы… приличным. Извините за это «как бы»…

— О, Боже, да ведь рамки приличий устанавливаем мы же сами! В зависимости от уровня собственной честности перед собой — в первую очередь.

— Очень удобная философия! — весело фыркнула она. — И в каком же состоянии сейчас ваши супружеские отношения? Не секрет?

— Полный порядок. И это несколько смущает… Знаете, а вот я скажу сейчас правду, и вы меня прогоните, и кофе больше не нальете — хороший, кстати, я такой варить не умею, хотя знаю много редких рецептов.

— Не прогоню и кофе, если попросите, еще сварю. Мне, правда, интересно с вами, Саша.

Хорошо она это сказала — просто, без какого-либо затаенного, двусмысленного подтекста, — по-дружески. А вот интересно, могут ли быть близкие друзья у такой женщины?…

Проходя на кухню, Александр Борисович бросил мимолетные взгляды в обе комнаты, двери которых были приоткрыты. Богатством здесь — это понятно — никогда не пахло, даже, вероятно, в лучшие Володькины времена. А если судить по той же кухне, то обстановка в квартире слишком проста для каких-то претенциозных семейных замыслов и планов. И одета Дина тоже без претензий, но аккуратно и строго, видимо, в соответствии с собственными взглядами. Интересно было бы взглянуть и на Люсю. Как тут, в доме, — все для дочки, или принципы — общие для всех? А тогда ответ на этот вопрос и станет ключом к пониманию характера Дины. И еще, что гораздо важнее, сразу определит уровень допустимого в отношениях с нею. А что, интересная задачка!..

Впрочем, мужская половина человечества только тем и занимается все века своего существования, что пытается постичь характер женщины. А те из них, которые уверяют, будто уже постигли, безбожно врут. И еще обижаются, когда им не верят! Кто-то из классиков указал на попытку самооправдания идиота, как на одну из самых распространенных форм утверждения собственной никчемной жизненной позиции. Сидит, понимаешь, такой козел и занимается самоедством, ищет для себя всяческие оправдания, вместо того чтобы живым делом заниматься, да хотя б тех же, обиженных им женщин утешать!

Этот, так сказать, экзерсис Александр Борисович в привычном для него легкомысленном тоне и выложил перед Диной. А она смеялась, и он с удовольствием наблюдал за ее мимикой. И, чтоб уже совсем не оставить сомнений на свой счет, сделал решительный вывод:

— А что касается личной жизненной позиции уже известного вам, надо полагать, из разных недостоверных источников, А Бэ Турецкого, то могу вас заверить, что он никакая не загадка, а типичный бабник. И в этом его постоянно убеждают друзья, коллеги и даже родные, как будто у них все-таки еще остаются на этот счет какие-то сомнения. Но он им не верит, и правильно, между прочим, делает. Жизнь гораздо сложнее некоторых примитивных и часто обывательских представлений, которые в конечном счете так же условны, как и сама наша жизнь. Вот!..

И он шумно выдохнул, изложив свое кредо и демонстрируя, что только так его и следует понимать. И принимать, коли есть охота. А в общем, он почувствовал себя на коне.

— Ну, так что вы там преподаете? — небрежно спросил он. — У себя, в вашем педагогическом универе, как нынче выражаются?

— Философию, — она скромно потупилась, хотя было видно, что едва сдерживалась от хохота.

— Да ну?! — шумно обрадовался он. — Тогда мои постулаты, что называется, прямо в яблочко! Считаю, я произвел просто блестящий выстрел! И главное — точно по адресу. А вы разве так не считаете?

Ох, как она смеялась! Как прелестно сверкали ее глаза! И как сама она была хороша, черт побери!..

Жаль, что женщины не видят своих лиц в тот момент, когда они счастливы. Они б никогда больше не сердились…

Ну, посмеялись, и слава Богу. Настроение у Дины явно исправилось. Она промокнула слезы, сварила новую турку действительно превосходного кофе, и они, уже обретя серьезность, заговорили о деле.

Весь предыдущий балаган помог-таки установлению открытых и, кажется, полностью доверительных отношений. Дина выложила перед Сашей всю подноготную историю с приглашением Люси в колледж Сорбонны. А затем рассказала о том, какие мощные силы возникли и объединились вдруг с одной только целью: убрать из-под ног какую-то девчонку, чтобы освободить дорогу сыну нужного человека — ее, кстати, однокласснику. И вот теперь девочка, воспитанная матерью на определенных принципах благородства, честности, искренности, вынуждена, помимо своей воли, участвовать в грязных играх взрослых людей — ее учителей, наставников, которые после всех своих мерзостей еще и требуют к себе почтительного отношения и уважения со стороны учеников!