— А семья как же без вас?

— Так я сама себе семья, — рассмеялась Мишапочка.

Игорь заметно воодушевился:

— Так это прекрасно! Тогда я знаю, куда компьютер ставить! Тогда еще вопрос: как вы…

Тут на полуслове его оборвал прораб, знакомый дядечка со складным метром, теперь весь в строительной пыли, но в изумительно красивом новеньком комбинезоне.

Он улыбнулся Мишапочке и обратился к Игорю:

— Наф-Наф, посмотри плиты. Мне кажется, что они что-то не то привезли, мы другое заказывали.

— НАФ-НАФ??? — закричала Мишапочка, вытаращив глаза и чуть не теряя сознания от услышанного.

Игорь удивленно поднял брови:

— Что вы так испугались? Ну да, Наф-Наф, я же строитель. Да еще я «всех умней — дом я строю из камней», вот они ко мне по любому поводу и ходят. Пойду, гляну, что нам привезли, извините.

И он вышел, напевая:

— Я на свете всех умней, всех умней, всех умней…

— НАФ-НАФ??? — Мишапочка повернулась к Нуф-Нуфу.

— Ну да, Игорь у нас Наф-Наф. Мы и к Новому году договорились в трех поросят нарядиться. У нас на студии карнавал будет новогодний, и надо наряд строителя придумать. Вот мы на троих и придумали себе персонажей — я Нуф-Нуф, Игорь Наф-Наф, и Фонтана еще взяли Ниф-Нифом. А монтажник наш — он кум Тыква будет из сказки про Чипполино. И лучший костюм премию получит… дадут… классно… отметим… дети… смешно… случай…

Но Мишапочка уже не слышала ничего. События последнего месяца вдруг спрессовались в один ком, и этот ком, бешено вращаясь, грозился взорваться прямо в голове. Стреляла шампанским «Аврора», били часы на здании вокзала, революционные матросы пели хором Александрова «нам не страшен серый волк», верещал телефон, и кто-то надоедливо тряс плечо, приставая с глупым вопросом: «Что с вами?»

Она открыла глаза и увидела испуганное лицо Игоря.

— Что с тобой? Ты в порядке? Хочешь воды?

— Я хочу ВСЕГО! — сказала Мишапочка и заплакала. И тут же засмеялась сквозь слезы, и заплакала уже сквозь смех.

Игорь погладил ее по голове, улыбнулся и сказал:

— Будет тебе ВСЕ! Я в твои тапочки влюбился, они мне снятся теперь каждую ночь. Никуда мне от них не деться теперь. Я и кровать двуспальную заказал для твоей квартиры, чтоб было подо что тапочки на ночь ставить.

Он шикнул на Нуф-Нуфа, который входил в комнату со стаканом воды — брысь, не мешай!

— Хочешь в кино?

А потом был непрекращающийся праздник. Работы закончились быстро, и она въехала в роскошный новый дом, где все было так грамотно обустроено, что однокомнатная квартира оказалась дворцом. Наф-Наф договорился с бригадой, и ей в неделю привели в порядок оставшуюся часть квартиры, и теперь она жила в раю. Тапочки были торжественно водружены на свой коврик, и когда Наф-Наф уходил на работу, дожидались хозяина там.

* * *

— Что хочешь ты в подарок к Новому году? — спросил Серенаду Наф-Наф. Они возлежали в обнимку на диване, разглядывая свое творение — нарядную елку, которую они три часа устанавливали, украшали, освещали и любовались теперь своим творением. На макушке елки красовалась смешная красная шапочка с ушками и хвостиком.

Серенада сладко зажмурилась — это было похоже на сон из детства: пришел волшебник и обещает подарить все, что хочешь! Она покрутила в голове варианты подарков: одежки, украшения, путешествия… И вдруг ее осенило:

— Подари мне большую книгу про международное рабочее движение!

Наф-Наф приподнялся на локте, внимательно всматриваясь в ее глаза, ища подвоха. Но глаза были кристально честные и ясные.

— Ты меня не перестаешь удивлять! Ну и выбор! Хорошо, я поищу хорошее издание. Но если не секрет — почему именно это?

— Потому что Волшебная Вещь! Я тебя научу, как правильно книжки читать, — расхохоталась Серенада Марципановна, королева наша, красавица писаная, мягкий бочок, сладкая ягодка. И внутри ее радостно скакала-прыгала Мишапочка, революционный красный медведь-балтиец, в смешной красной шапочке с ушками и хвостиком.

И светился чистотой, новизной и волшебным уютом приветливый дом, и если хорошенько прислушаться, то можно было услышать, как где-то ниже этажом тонкий голосок аккуратно выводил незатейливую песенку, одним пальцем подыгрывая себе на клавишах расстроенного рояля:

Хоть полсвета обойдешь,

Обойдешь, обойдешь,

Лучше дома не найдешь,

Не найдешь, не найдешь!

И было у них ВСЕ!

* * *

— Почему так бывает? — спросит дотошный читатель. И кто-то мудрый, как Священное Писание, и улыбчивый, как Будда, похлопает его по плечу, погладит по чубчику и ответит ласково:

— Потому что!

С Новым годом, дитя мое! Улыбайся, ибо блаженны довольные моментом и играющие в жизнь, ибо их есть Царствие Небесное, и Фортуна выбирает смеющиеся лица…

Жила-была девочка-обезьяна. Она любила апельсины, громкую музыку, звенящие брямки и яркие разноцветные краски.

Однажды ей досталось наследство — большая теплая уютная шуба.

Шуба девочку-обезьяну грела и защищала от холода, шума, пыли, от острых твердых углов и нескромных взглядов.

Девочке шуба нравилась, но не очень. Хотя ей было тепло и уютно, шуба мешала ей прыгать, плясать, и рисовать чудесными красками было совсем в шубе неудобно. А вот шуба очень полюбила девочку-обезьяну и всячески старалась о ней заботиться — грела, ласкала ее и успокаивала и убаюкивала. И мечтала эта шуба убаюкать девочку совсем, чтобы спала она, сладко причмокивая во сне, окруженная со всех сторон уютной шубой, согретая ее теплом и счастливая и безмятежная.

А девочка мечтала прыгать, жонглировать оранжевыми апельсинами, плясать и размашисто расписывать большой кистью — раскрашивать джунгли. И скинуть шубу девочке было неудобно — ведь шуба так ее любила и так заботилась о ней. И тогда девочка решила, что шубу надо пристроить к какому-нибудь делу правильному, чтобы шубе было еще чем-то заняться, кроме убаюкивания девочки. Или продать ее?

Девочка-обезьяна подумала эту мысль, поскребла в затылке да и открыла Гугол — такая машина поисковая в Интернете. И начала поиск.

Она написала запрос: «Что обычно мешает обезьяне продать дареную шубу?»

И Гугол ей ответил: «Совесть».

«А как обезьяна может избавиться от совести?» — логично спросила девочка-обезьяна.

И Гугол тут же среагировал на запрос: «Обезьяна может продать совесть».

«Сколько стоит обезьянья совесть?» — задумалась обезьяна-девочка.

«20 копеек. Не думаю, что больше кто-то даст», — ответил Гугол.