В свою очередь курочка тоже открывается, и в ней — рубиновое яичко и миниатюрная императорская корона. Пустяк, игрушка, к тому же относительно недорогая. Но Мария Федоровна с тех пор и вообразить не могла, чтобы Пасха обходилась без яичка от Фаберже. Когда умер ее муж, заказывать пасхальный сюрприз для нее стал сын — Николай II. Он, впрочем, просил делать по два яйца — еще для жены, царицы Александры Федоровны.

Всего для порфироносной семьи Фаберже изготовил то ли пятьдесят, то ли пятьдесят четыре яйца. Самое дорогое обошлось императору в двадцать пять тысяч рублей. Самое дешевое — чуть ли не в тысячу (для сравнения: тот же Фаберже за жемчужное ожерелье — обручальный подарок наследника-цесаревича Николая Александровича его невесте принцессе Алисе Гессен-Дармштадгской (будущей Александре Федоровне) — получил 166,5 тыс. рублей, и еще 250 тыс. за другое колье — подарок императора Александра III будущей невестке). Иной раз Фаберже делал яйцо из золота, потом — из горного хрусталя, а однажды — к Пасхе 1916 г. — из стали. Называлось оно «Военное», по дизайну было весьма простым, а в качестве подставки имело четыре стилизованных патрона (кстати, настоящие патроны фирма Фаберже тоже делала — по приказу Военного ведомства от 1914 г.). Последнее яйцо, приготовляемое к Пасхе 1918 г., было из карельской березы — по понятным причинам, вручить его заказчику не удалось, хотя Фаберже и докучал Керенскому просьбами разрешить посылку в Царское Село (именно там царская семья содержалась под домашним арестом до прихода к власти большевиков).

Что же касается «начинки», Карл Густавович старался придерживаться принципа актуальности. В 1891 г., когда цесаревич путешествовал морем в Грецию, Египет, Индию, Сингапур, Китай и Японию, Фаберже спрятал в яйце точную модель крейсера из золота и платины — с крохотным капитанским мостиком, рулевым колесом, тончайшими парусами и всей оснасткой. К Пасхе 1897 г. в яйцо «Коронационное» помещает копию кареты, в которой Николай и Александра полутора годами ранее ехали венчаться на царство: на оконцах из горного хрусталя выгравированы занавески, ступеньки поднимаются, крохотные, меньше рисового зерна ручки поворачиваются, открывая и закрывая дверцы, шасси амортизируют ход. Наконец, весной 1900 г. по случаю завершения строительства Транссиба изготовлено яйцо со сложенным втрое царским поездом внутри (платиновый паровоз и пять золотых вагонов, из которых последний — походная церковь на колесах). Паровоз заводится золотым ключиком и тащит состав несколько метров, сверкая алмазными фарами и рубиновым фонарем. Надписи на вагонах можно прочесть только в микроскоп — ну чем не творение лесковского Левши?

Проект пасхального сувенира каждый раз держался в строжайшем секрете. Бывало, что кто-то из высочайшей фамилии проявлял нетерпение и спрашивал у Фаберже, каким будет следующее яйцо. Карл Густавович неизменно отвечал: «Не извольте беспокоиться. Ваши Императорские Величества останутся довольны!» Ему позволялось все, было только единственное негласное условие: никаких яиц с сюрпризами на сторону! То есть заказы на простые ювелирные яйца принимать можно, а вот на яйца «с начинкой» — нет!

Рассказывают, что однажды честолюбивая американская миллиардерша мисс Вандербильд посулила Карлу Фаберже миллион долларов за нарушение этого правила: «Мне нужно яйцо, по оригинальности решения сопоставимое с теми, что вы делаете для вашего императора».

В положенный срок она получила от русского ювелира… шкатулку в форме кубика с запиской: «Соблаговолите принять квадратное яйцо».

И все же по прошествии многих лет выяснилось, что Фаберже обманывал своих высочайших заказчиков. Семь яиц в подарок некой Варваре Кельх почти в точности повторяли царские — за исключением разве что вензеля. Конечно, Варвара с мужем владели Ленскими золотыми приисками, железными дорогами и пароходством и, безусловно, имели возможность щедро оплатить заказ. Но как-то не верится, что дело тут просто в деньгах. В конце концов риск потерять доверие Императорского Дома не стоит никаких денег! Можно предположить, что тут кроется что-то более личное. Недаром Варвара Кельх слыла женщиной жизнелюбивой, свободомыслящей и весьма кокетливой.

В конце концов она убежала от мужа с очередным возлюбленным, прихватив с собой семь шедевров Фаберже.

Что же касается самого Карла Густавовича, то свою супругу Августу он уважал и оберегал от огорчений. Он женился задолго до своего взлета, и брак этот поначалу мог считаться выгодным: дочь мастера придворных мебельных мастерских Богдана Якобса имела и приданое, и связи. Главная же заслуга Августы в том, что она родила мужу четверых толковых сыновей.

…Карлу Густавовичу не пришлось долго ломать голову над тем, кому доверить управление филиалами фирмы, которая постоянно разрасталась. Лондонское отделение возглавлял младший сын Николай. Старший, Евгений, обучившись ювелирному мастерству, с двадцати лет руководил главным отделением — Петербургским. Александр заправлял в Московском филиале. Доли в семейном деле не имел только второй сын, Агафон, и не осталось никаких документов, проливающих свет на причину такой немилости. Возможно, дело тут в эстетических разногласиях: Агафон Карлович был знатоком камней и страстным коллекционером, с двадцати двух лет занимал должности эксперта Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца и оценщика Ссудной казны и, по мнению некоторых современников, имел куда более утонченный вкус, чем Фаберже-старший с его пристрастием к затейливым и помпезным игрушкам.

Агафон Фаберже не оставил профессию и после революции и оценивал для большевиков конфискованные у Романовых сокровища. Он прожил в советской России аж до 1927 г., а потом тайно перешел финскую границу.

Другие сыновья Карла Густавовича тоже засиделись в Стране Советов дольше, чем большинство людей их круга. Просто у братьев Фаберже оставалось в России дело: драгоценности фирмы, столь легкомысленно брошенные их отцом.

В доме на Большой Морской имелся весьма замысловатый лифт-сейф. Днем на нем можно было разъезжать с этажа на этаж, а ночью его частенько держали под током — если было что с особым тщанием укрывать от воров. Понятно, что большевиков этим не остановишь, но братья Фаберже придумали хитрый ход: после отъезда Карла Густавовича сдать дом в аренду посольству Швейцарии. Во всем мире территория посольств иностранных государств считается неприкосновенной. Могли ли младшие Фаберже предположить, что новой российской власти не писан и этот закон? Словом, шесть чемоданов с семейными драгоценностями провисели на уровне второго этажа на Большой Морской лишь до мая девятнадцатого года. Затем в дипломатическую миссию ворвались чекисты и взломали сейф. Один из них — начальник особого отдела Гатчинского ЦК — тут же и сбежал, прихватив с собой ценностей на 100 тысяч старыми деньгами.

И все же у сыновей Карла Фаберже оставались еще кое-какие «крохи». Евгений на отцовской даче в Левашове лично закопал чемодан с изделиями фирмы общей стоимостью в 2 млн долларов. Он так и не придумал, как переправить их за границу, и, когда в воздухе запахло жареным, уехал налегке, планируя когда-нибудь вернуться в Левашово. Теперь дача Фаберже разрушена, и место клада найти невозможно, хотя до сих пор находятся желающие попытаться.