— Мы заключили соглашение. Кен не должен был с ней спать, когда я ночевала дома.

— Интересная у вас была супружеская жизнь.

— Чья бы корова мычала! Четыре брака, последний — с этой манекенщицей, рекламировавшей белье фирмы «Секрет Виктории». Сколько он продлился? Полгода?

— Первые два месяца мы были несказанно счастливы.

— Бойс, ты же просто Элизабет Тейлор судебной адвокатуры. Не тебе читать мне лекции о том, как сделать брак счастливым.

— Однако мы должны произвести хорошее впечатление на присяжных. Вы заключаете соглашение — надо признаться, несколько необычное по американским президентским меркам. Муж нарушает соглашение, получает по кумполу, а потом ты продираешь глаза, и вот те на: уже седлают коня без всадника для поездки на Арлингтон. Прости, но нам придется кое-что объяснить мистеру и миссис Присяжным.

— Я его не убивала. Точно знаю, что не убивала.

— Отлично, однако ты запустила в него плевательницей, и наутро он — мистер Жмурик. Разумные люди, в том числе агенты ФБР, сотрудники Министерства юстиции, генеральный прокурор, журналисты…

— Журналисты? Разумные? Люди?

— …и, согласно последнему опросу общественного мнения, шестьдесят восемь процентов простых американцев, две трети… считают, что ты его убила.

— На чьей ты стороне?

— За тысячу долларов в час — на твоей. Но ты хочешь с самого начала подтвердить худшие подозрения присяжных. Лучшей линии защиты не придумаешь. Ну хорошо. Допустим, он поскользнулся в ванной, снова лег в постель и умер. Но эта версия противоречит некоторым фактам. Во-первых, у него на лбу отпечаталось пробирное клеймо Пола Ривира.

Бойс принялся разглядывать фотоснимок президентского лба.

— Видно вроде бы отчетливо. Немного увеличим на компьютере… возможно, сделаем нерезким. Пригласим знакомых экспертов-дерматологов, сделаем… — Он хмыкнул. — Может, если показать снимок вверх ногами… Ну ладно, что-нибудь придумаем.

Он отшвырнул фотографию и оценивающе посмотрел на Бет.

— А ты хорошо выглядишь в последнее время.

— Спасибо, — сказала Бет деловым тоном.

— Ты поддерживаешь форму?

— По возможности. При чем тут это?

— Нет, я серьезно. Штангу поднимаешь? Тренируешься на бегущей дорожке? Занимаешься тай-бо, или как там это называется?

— Раньше четыре раза в неделю приходил тренер. А что?

— Присяжным будет интересно, способна ли ты поднять с пола и положить на кровать мертвого президента, — он заглянул в отчет о вскрытии, — в двести восемь фунтов весом. Я смотрю, за эти годы Бог Войны немного поправился. Какой у тебя вес?

— Сто тридцать восемь фунтов.

— Отбор присяжных начнется через четыре месяца. Пожалуйста, сбавь вес до ста двадцати.

— Хочешь, чтобы я выглядела так, будто потеряла аппетит? Репортеров не проведешь.

— Это не для репортеров. Это для присяжных.

— Обвинитель не преминет подчеркнуть, что я похудела после инцидента.

— А мы скажем: «Ах ты, свинья бесчувственная, конечно, она похудела! Она ведь потеряла мужа. Посмотри на нее, это безутешная вдова, а ты еще заставляешь ее пройти через весь этот ад».

— Я похудею.

— Всё имеет свою хорошую сторону — можно снова начать курить. Когда-то ты любила закурить после… в общем, потом. А эта Софи Уильямс, горничная, которая принесла тебе горячий завтрак, пока рядом остывал Бог Войны, она тебе симпатизирует?

— Симпатизирует? Наверно.

— Нет-нет, никаких «наверно». Когда эта чернокожая женщина будет давать показания в суде, сумеет ли она внушить преимущественно чернокожим присяжным, что ты замечательная, добрая, заботливая хозяйка, которая не забывает поздравлять прислугу с днем рождения и помнит, у кого сломал руку ребенок, а у кого только что умерла тетушка? В общем, делает то, что заботливые большие люди делают для маленьких людей?

— Надо подумать. Да. А знаешь, прозвище Леди Бетмак никогда… короче, это несправедливо. Я не стерва.

— Гм, гм!

— Никакая я не стерва, Бойс. Ну подумаешь — уволила несколько сотрудников Белого дома.

— За что ты их выгнала?

— Одну штатную сотрудницу — за то, что постоянно отсасывала у мужа в президентском самолете.

— М-да, он был настоящей головкой государства. И сколько сотрудниц ты уволила?

— За два с половиной года? Девять.

Бойс тяжело вздохнул:

— Вот тебе и версия, которую присяжные охотно примут за чистую монету. Ты не убивала мужа, несмотря на то, что он потягивал гостью в соседней спальне, а заодно и половину персонала, состоявшего на государственной службе. На самом деле он просто встал среди ночи, глубоко раскаялся в своем распутстве и, решив покончить жизнь самоубийством, шарахнул себя по лбу старинной плевательницей, а перед самой смертью лег, укрылся и подоткнул одеяло. Это же очевидно. Мы будем ходатайствовать о прекращении дела.

Бабетта Ван Анка была на виду у публики уже больше двадцати лет, со времени своего яркого дебюта в фильме «Дорого — и стоит того», в роли провинциальной домохозяйки, которая подрабатывает по ночам проституткой, чтобы содержать семью после того, как ее мужа, биржевого маклера, застрелил проводник пригородного поезда, огорченный его неверной информацией о состоянии курсов акций. Незадолго до смерти президента ее карьера начала клониться к закату. А теперь пресса уделяла ей больше внимания, чем когда-либо прежде.

Их «особые отношения» представляли собой неисчерпаемую тему для пространных газетных сообщений, чьи заголовки отличались то сдержанностью, как в «Таймс» («АКТРИСА ПРОВЕЛА 56 НОЧЕЙ В БЕЛОМ ДОМЕ», подзаголовок: «Муж, богатый финансист, тоже был в гостях — четыре раза»), то некоторой игривостью, как в бульварных газетах, продающихся в супермаркетах («БАБ С КЕНОМ: НОЧИ БЛАЖЕНСТВА»). На страницах одного из таблоидов приводились чьи-то слова: «Отшлепать бы за это развратницу Бабетту».

Бабетта жила в Бел-Эйр — богатом анклаве среди холмов, возвышающихся над Лос-Анджелесом, — со своим третьим мужем Максом Грабом, финансистом международного масштаба. Он консультировал некоторых султанов с изобилующих нефтью архипелагов Юго-Восточной Азии. Ходили слухи, что у него имеются, как говорится, «связи» среди влиятельных китайцев.

Особняк четы Граб–Ван Анка был большим даже по голливудским меркам. На участке имелись частный манеж для верховой езды и две вертолетные площадки — его и ее. В свое время строительство манежа вызвало многочисленные протесты. Когда соседи, недовольные планами взорвать половину склона одного из Голливудских холмов — чтобы освободить место, — подали жалобу, разразился скандал. Поскольку Бабетта была страстной защитницей окружающей среды — как, впрочем, и мира на Ближнем Востоке, — требовалась известная деликатность. Они наняли Ника Нейлора, который когда-то представлял интересы американской табачной промышленности.