– Маму нужно прилично встретить. А у меня с деньгами туговато, большие расходы были. Придется поторопиться, закончить заказы. Ничего, справлюсь. И еще я не поняла – она говорила то «я», то «мы». Выходило так, словно она приедет не одна...

– Так, может, с отцом твоим, – подкинула мыслишку Софья Марковна. Глаза и губы у соседки маслицем подернулись, так она любила разговоры о семейной жизни.

– Вряд ли. Они не виделись столько времени...

– А вот на старости лет и помирились, соединились, едут навестить доченьку свою!

– Вряд ли, – вздохнула Лиля. – Скорей уж... А, да что об этом говорить! Надо готовиться принимать гостей.

– Это правильно. А помощь понадобится, хватай меня, старую, за бока – делай дело, тетя Соня! Я и с Егором завтра погуляю, и за продуктами схожу, пока ноги держат. Ночами-то не работай, и так вон под глазами у тебя зелень!

– Я должна сшить, – вздохнула Лиля.

Укладываясь спать, тяжело ворочаясь в широкой вдовьей постели, поглаживая взахлеб урчащего кота, Софья Марковна услышала снизу звук работающей швейной машинки.

О, этот женственный, этот томительно-грустный звук – стрекот швейной машинки в ночи! «Зингер», или «Подольск», или «Вятка»... Помнишь, как просыпалась поутру, а на стуле тебя уже ждала обновка? Бабушка шила всю ночь, а ты спала и слышала словно бы дождь за окном? Это стучала машинка. Она все шила, как она долго шила, и, верно, не одна она! По всей безоглядной земле злой ветер задувал свечи, а женщины склонялись над шитьем, поправляли лапку, перекусывали нитки... Домовницы, мастерицы, печальницы – вами мир стоит, вами жизнь жива, вашим неусыпным попечением мы все еще похожи на людей! Катится по полу наперсточек, крутится земной шар, и короткая летняя ночь уже полнится обещанием рассвета...

А потом мечты, бессонные, одинокие мечты. С детства Лиля играла сама с собой в одну и ту же игру, всегда перед сном. Что бы попросила она у золотой рыбки? У феи-крестной? Какие желания загадала бы она сказочному джинну? Этих желаний, по условиям сказки, всего три, и как сложно бывало уместить бесконечные «хочу» в этот короткий перечень! Но ей всегда удавалось, а последние несколько лет желания вообще не менялись, она твердила их наизусть, уснащая только знакомую канву блестками волшебных подробностей. Лиля была так одинока, так слаба, и временами чувствовала себя такой несчастной... Кто же сможет осудить ее за эти нелепые, детские мечты?

* * *

Легко сказать – встречай гостей! Надолго, или навсегда, или на пару недель – но все равно перед важной встречей найдутся невыполненные обещания, незаконченные дела, отыщется что-то, что обеспокоит. Вот, например, Игорь. Хоть и мало привязан он к сыну, хоть давно остыл чувствами к Лиле, но вполне может явиться в то время, как тут будет мама. Ничего страшного не произойдет, ясное дело, но все же такая встреча очень нежелательна.

А еще нужно прибраться. Уборка была у Лили больным местом. На кухне и в гостиной еще удавалось поддерживать относительный порядок, но ее рабочая комната неизменно тонула в нитках, лоскутках, пуговицах... А у Егора в детской всегда разбросаны игрушки и фломастеры, листы ватмана и книжки-раскраски, старенький палас вымазан разноцветным пластилином! И окна не вымыты с прошлого года, и занавески посерели от пыли... Это, конечно, ужасно – и вредно, и некрасиво, а что делать? Ей нужно работать и заниматься с Егором – водить его в бассейн, куда недавно приобрели годовой абонемент, и в логопедическую группу, и на массаж! Правда, последние полгода массажистка приходит на дом.

Что ты будешь делать, даже в благополучной гостиной под диваном обнаружились клочья серой пыли, которые ветерок из раскрытого окна мотает насмешливо туда-сюда! Вон как их хорошо видно с подоконника! Лиля яростно драила оконное стекло с внешней стороны, каждую минуту рискуя вывалиться на улицу, потому что после бессонной ночи голова была очень легкой и слегка кружилась. По полу текли ручейки мыльной воды. Ничего страшного, заодно и пол вымыла! Вот теперь совсем хорошо – из окон льется солнечный свет, сверкает чистый паркет, остатки позолоты на рамах картин блестят, да и сами картины стали как только что написанные! Как хорошо, когда вокруг чисто!

Хорошо-то хорошо, но будь у Лили время, деньги и силы, она бы все тут изменила. В журналах мод, которые она покупала по служебной необходимости, попадались фотографии интерьеров. Лиле нравилось все стеклянное и хромированное, стиль хай-тек ее зачаровывал. Долой бы всю мягкую мебель, все эти коврики-пылесборники, тяжелые плюшевые шторы, пейзажи в болотных и коричневых тонах!

– Как же тут жить? – ужаснулась Софья Марковна, когда Лиля показала ей одну из этих фотографий и поделилась своей мечтой. – Ни присесть, ни прилечь, все жесткое, холодное...

– Это дисциплинирует, – сухо отозвалась Лиля и журнал с фотографией спрятала. Ее мечту не оценили. Да она и сама понимала, что к такому интерьеру должна прилагаться еще и домработница, которая будет следить за блеском стеклянных и хромированных поверхностей, еще и супруг в белоснежном домашнем одеянии, и здоровый ребенок, которого легко приучить к порядку!

Но нет, нет, об этом нельзя думать, дрянная, недостойная мысль! Лучше протрем-ка хрустальные рюмки в серванте, пусть тоже сверкают, отражая солнечные лучи!

Хорошо, что Егорушка сегодня решил поспать подольше, не путается под ногами. Хотя он послушный мальчик, умеет сам себя занять – если только недолго.

Из пафосного монолога медсестры в роддоме Лиля запомнила одно: за больными синдромом Дауна легко ухаживать, они послушны, дружелюбны, не склонны к капризам. Все это было правдой, даже более того! От Егора исходил непрестанный свет любви ко всему живому. Он с легкостью опровергал общепринятое мнение о малоэмоциональности больных, проявлял привязанность не только к матери, но и ко всем людям, что попадали в его поле зрения на более или менее долгий срок. Мальчик был нежен с тетей Соней, с Нинулей, радостно приветствовал участкового педиатра, приходящей массажистке, немолодой, но весьма яркой и пышной женщине, при каждой встрече делал изысканный комплимент.

– Красивая! Очень красивая! – говорил он убежденно, и массажистка таяла, как сливочное масло на горячем тосте, и массировала Егорку так хорошо, что у него за какие-то двадцать сеансов абсолютно восстановился мышечный тонус и координация движений приблизилась к пределам нормы!

– Сколько я «их» массировала, в первый раз вижу такое развитие, – высказывалась массажистка, и Лиля улыбалась ей, и поила чаем с конфетами «Коркунов», до которых та была большая охотница. Она, наверное, всем так говорила насчет детей, да какая разница? Главное, что Егор и в самом деле неплохо развивался. Он говорил. Он рисовал. Он умел сам играть и даже подпевал популярным песенкам, громко аккомпанируя себе на ксилофоне. Кажется, Егорка даже сочинял собственные мелодии, но только ухо внимательной матери могло уловить их странные, гортанно-рваные ритмы. Нехитрый инструмент подарила малышу Нинуля, вот уж спасибо ей большое!

Одним словом, Егор был радостью для Лили, и она любила его, как только возможно любить... Но как порой было грустно думать, что он никогда не станет взрослым и самостоятельным, не сделает карьеры, не познакомит Лилю, смущаясь и суетясь, со своей будущей женой и никогда не подарит внуков!