Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никита Сергеевич позвонил дочере Раде домой, сказал:
— Сегодня состоится пленум и меня освободят от должности. Ты предупреди Алешу.
Рада Никитична была замужем за Алексеем Ивановичем Аджубеем, главным редактором газеты «Известия».
В Москву утром 14 октября прилетел президент Кубы Освальдо Дортикос. В тот момент никому не было до него дела.
Во Внукове, где еще висел огромный портрет Хрущева, кубинского гостя встречали руководители страны. В аэропорт приехал и приглашенный заранее зять Хрущева Аджубей, который еще оставался членом ЦК и редактором «Известий». Но чиновники, которые еще вчера искали расположения Аджубея, делали вид, что его не замечают. Он стоял растерянный. Только Анастас Микоян пожал ему руку.
В тот день впервые не вышел в свет вечерний выпуск «Известий». На следующее утро газета, как и все остальные, опубликовала сообщение о пленуме ЦК и портреты новых руководителей страны. Ночью в редакциях дежурные бригады с особым тщанием читали газетные полосы, вычеркивая имя Хрущева.
Пленум ЦК состоялся в шесть вечера в Свердловском зале Кремля. Места в зале не были закрепленными, но все знали, кому где полагается сидеть.
Место в президиуме первым занял Брежнев. Стало ясно — он и будет руководителем партии. Хрущев сидел в президиуме, понурив голову.
Леонид Ильич открыл пленум. Он рассказал, что 12 октября члены президиума ЦК обсудили вопросы принципиального характера. В ходе обсуждения неизбежно зашел разговор и о ненормальной обстановке в президиуме ЦК. Приняли решение обсудить эти вопросы в присутствии Хрущева.
— Все выступившие, — сказал Брежнев, — были едины во мнении, что в работе президиума ЦК нет здоровой обстановки, что обстановка сложилась ненормальная и повинен в этом в первую очередь товарищ Хрущев, вставший на путь нарушения ленинских принципов коллективного руководства жизнью партии и страны, выпячивающий культ своей личности. Президиум ЦК с полным единодушием пришел к выводу, что вследствие скоропалительных установок товарища Хрущева, его непродуманных волюнтаристских действий в руководстве народным хозяйством страны допускается большая неразбериха, имеют место серьезные просчеты, прикрываемые бесконечными перестройками и реорганизациями. Президиум ЦК, считая нетерпимым создавшееся положение, единодушно признал необходимым созвать безотлагательно пленум Центрального комитета партии и вынести этот вопрос на обсуждение и решение пленума…
Эти слова Брежнева в стенограмму пленума, разосланную на места, не включили. Если верить правленой стенограмме, то Брежнев почти сразу передал слово секретарю ЦК Михаилу Андреевичу Суслову, который зачитал заранее подготовленное обвинительное заключение по делу Хрущева.
Почему доклад доверили Суслову? Подгорный выступать отказался, Брежнев не рвался на трибуну. Суслов как официальный партийный идеолог оказался подходящей фигурой, хотя его привлекли к заговору в последнюю очередь.
Когда с ним завели разговор о снятии Хрущева, он занял осторожно-выжидательную позицию, хотя не мог не чувствовать, что Никита Сергеевич относится к нему пренебрежительно. Начетчик по натуре, Суслов искал прецедент в истории партии, но не находил: еще никогда руководителя компартии не свергали. Михаил Андреевич озабоченно рассуждал:
— Не вызовет ли это раскола в партии или даже гражданской войны?
Но, оценив расстановку сил, быстро сориентировался.
— В смещении Хрущева Суслов никакой роли не сыграл, — говорил мне тогдашний первый секретарь Московского горкома Николай Егорычев. — Ему просто не доверяли.
Суслов и Егорычев вместе ездили в Париж на похороны генерального секретаря французской компартии Мориса Тореза, скончавшегося 11 июля 1964 года.
Егорычева попросили во время поездки аккуратно прощупать Суслова: как он отнесется к смещению Хрущева? В Париже перед зданием советского посольства был садик. Они вдвоем вышли погулять. И, воспользовавшись случаем — чужих ушей нет, — Николай Григорьевич попытался заговорить с Сусловым:
— Михаил Андреевич, вот Хрущев заявил, что надо разогнать Академию наук. Это что же, мнение президиума ЦК? Но это же безумие! Хрущев это сказал, а все молчат. Значит, можно сделать вывод, что таково общее мнение?
Тут стал накрапывать дождичек.
— Товарищ Егорычев, дождь пошел, давайте вернемся, — предложил Суслов.
Осторожный Суслов не рискнул беседовать на скользкую тему даже один на один.
После окончания октябрьского пленума, на котором Хрущева отправили на пенсию, Суслов, глядя в зал, где сидели члены ЦК, спросил:
— Товарищ Егорычев есть?
Он плохо видел.
Егорычев откликнулся:
— Я здесь!
Суслов довольно кивнул ему:
— Помните нашу беседу в Париже?
Было заметно, что с членами ЦК хорошо поработали — когда на пленуме выступал Суслов, в нужных местах они кричали «правильно!». Еще недавно они так же поддакивали Хрущеву.
Суслов говорил о мании величия Хрущева, его самовольстве, о высокомерном отношении к товарищам, о том, что поездки первого секретаря носили парадный характер:
— При этом каждая поездка всегда сопровождалась огромными отчетами, публикуемыми во всех органах печати и передаваемыми по радио и телевидению. В этих отчетах фиксировался буквально каждый чих и каждый поворот Хрущева. Эти отчеты, наверное, набили всем нашим людям оскомину…
Пройдет совсем немного времени, и Суслов будет следить за тем, чтобы газеты и телевидение как можно пышнее освещали «исторические визиты товарища Леонида Ильича Брежнева».
Суслов перечислил «серьезные ошибки» Хрущева, особенно в сельском хозяйстве, поставил ему в вину постоянные реорганизации и перестройки, «поспешность и несерьезность» в решении международных проблем. Михаил Андреевич зачитывал доклад около двух часов. Закончил по-иезуитски:
— Признавая правильной критику в его адрес, товарищ Хрущев просил разрешить ему не выступать на пленуме.
Никто из членов Центрального комитета не попросил слова. Единодушно освободили Хрущева от его высоких должностей. Кто-то предложил вывести его и из состава ЦК. Но это требовало тайного голосования. А чем оно обернется? Организаторов устроило бы только единодушное голосование, а его могло и не быть. Никита Сергеевич, оставшись до очередного съезда партии членом ЦК, уехал домой.
Постановили также «признать нецелесообразным в дальнейшем объединять в одном лице обязанности первого секретаря ЦК и председателя Совета министров».
Доклад, прочитанный Сусловым, историки считают «мягким». Поскольку существовал еще один, зубодробительный вариант, подготовленный Дмитрием Степановичем Полянским. Ему в последние годы больше всех доставалось от Хрущева, и злости накопилось порядочно. Он рассчитывал произнести главную речь. Но старшие товарищи не дали ему такой возможности. Полянский был молод и амбициозен. Зачем укреплять его позиции?