— Ладно, — громко произносит Г резким голосом. — Я сделал все, что мог!

Он бесшумно закрывает багажник. Что ж, пожалуй, можно ехать. Еще один обход, последний. Войдя в дом, Г забирает оставшиеся два бутерброда, опытным взглядом окидывает результаты своей воровской работы. Не очень убедительно! Полиция на это ни за что не клюнет. А уж мсье Луи и подавно! Через несколько часов они бросятся ему вдогонку. Ну и черт с ними! Не его вина, что все сорвалось! Он машинально надкусывает бутерброд. Труп старика притягивает ос. Ну и дела! Г осматривает автомобиль, проверяет в последний раз ремень, скрепляющий багаж. В парке у казино оркестр играет «Миллионы Арлекина». Зажав бутерброд в зубах, Г включает мотор и опускает стекло. Машина трогается. Шесть часов. С этого момента никаких раздумий. Он слишком устал. Мысленным взором Г как бы видит свой маршрут: Монлюсон, Шатр, Аржантон, Пуатье, Брессюир, Мортань, Нант, Редон. А дальше он уже дома. Дорога от Пуатье до Нанта ему хорошо известна. Что касается Аржантона и Мортаня, тут Г менее уверен, но это второстепенные шоссейные дороги. Шанс наткнуться там на полицейский контроль невелик. Зато у мсье Луи есть собственная служба безопасности. Он направит двух-трех своих людей в Париж, чтобы догнать беглеца, заполучить документы президента и узнать, что сталось с собакой. Когда же он поймет, что Г исчез, то пощады не жди. Но никто не знает о существовании маленькой фермы на опушке Гаврского леса. Это тайное убежище. Соседей мало, все, что ему надо, он заказывает в деревне по телефону: бакалею, мясо и прочее. Г решил укрыться там со своим псом. Пусть оставят их в покое! И никаких контрактов!

Перекресток перед Монлюсоном. Придется, к несчастью, проехать через город. Только бы не зацепить какого-нибудь ошалелого велосипедиста. Г едет медленно, пересекает мост, с некоторым страхом ищет глазами дорожный указатель. Все прошло благополучно. Он принимается за последний бутерброд. До Шатра осталось тридцать километров. Однако после крутого поворота его ждет жестокое испытание. В сапогах и касках, невозмутимые и грозные, они стоят у своей машины. Зажав бутерброд в зубах — рот нередко служит ему третьей рукой, — Г направляется к ним. Они не двигаются. Кому надо останавливать перекусывающего в пути водителя с масляными пальцами? Г позволяет себе приветственный жест, и проклятая левая рука снова начинает дрожать. Взрыв гранаты не прошел для нее бесследно… Когда это случилось? Вчера, позавчера… Он уже не помнит. Это было в прошлой жизни, в жизни без Ромула.

Ему неспокойно. Хотелось бы заглянуть в багажник. Он следит за дорогой, дожидаясь, пока появится длинная прямая линия. Тогда можно будет остановиться на обочине и открыть багажник, не привлекая любопытных взоров: на большой скорости никто не успеет заметить тела собаки. Неподалеку от Шатра Г находит подходящее место. Мягко затормозив, бежит открывать багажник. Ромул не шелохнется. Как будто умер. Удар в самое сердце! Не может быть, мой песик! Ты этого не сделаешь! Г лихорадочно ощупывает неподвижный бок, потом шею, такую белую в полутьме, такую нежную! Наконец морду, нос. Нос сухой и очень горячий. Детское дыхание касается пальцев Г. Ну конечно же он жив! Славный пес! Он тоже делает что может! Г жалеет, что не захватил бутылку с водой. Можно было бы смочить ему лицо. Это и правда спящее лицо с поблескивающим на губе зубом. Г снова садится за руль. Ждет, когда попадется на пути деревня, чтобы купить в каком-нибудь бистро бутылку чего-нибудь. В придорожном кафе удается раздобыть лишь пиво — все, что осталось после набега туристического автобуса. Г снова трогается; остановившись вскоре у живой изгороди, он смачивает пивом платок и протирает нос Ромула. Ему тоже хочется пить, но себе он выделяет лишь один глоток, остальное — собаке. Теперь недалеко до Аржантона. Уже поздно. Изредка Г останавливается, чтобы освежить пивом безжизненную морду Ромула. Он принял решение продолжать то ужасное путешествие без остановок, чтобы поскорее добраться до места. И еще он решил, что сообщники мсье Луи ни за что не отыщут его след. Ему ни перед кем не надо больше отчитываться.

Не теряя водительской бдительности, Г погружается в мечтательные раздумья, скрашивающие время в пути. Фары он включил, не доезжая Пуатье, когда на западе стала бледнеть красная полоса заката. Грядущая ночь несет ему успокоение. Г знает, что после Шательгюйона мсье Луи ему уже не указ — он выйдет из повиновения. Документы, которые ему велели забрать, должны были бы уже отправиться в Париж, и это заставляет его мысль работать в направлении, которого он обычно избегает. Факт тот, что Г никогда не встречался с мсье Луи. А нанял его, причем очень давно, Большой Марсель, хозяин «Сирно», мюзик-холла на площади Пигаль, где Г разыгрывал номер, в котором ловко сочетались искусство иллюзиониста и мастерство стрелка. Партнершу, если она бывала не слишком пьяна, закрывали в шкафу, который затем решетили пулями, потом она, разумеется, выходила оттуда живой и невредимой, разве что немного пошатывалась, но так было даже лучше…

Дороге, пустынной и ровной, нет конца. Время для грузовиков еще не наступило, да к тому же их видно издалека. От усталости деревенеет спина. Что там, в багажнике? У Г не хватает духу еще раз проверить. Временами, когда наступает провал в мечтаниях, он говорит себе: ну и что, если собака умрет, никакой катастрофы не будет. Однажды ему случилось потерять любовницу, к которой он был привязан, и все вокруг утешали его: «Одну потерял, десяток найдешь». И это, конечно, верно в отношении женщин. Но как насчет собак? Нет, только не Ромул! Он чувствует, как у него слегка сжимается сердце от отчаяния и надежды. Так вот, к вопросу о Большом Марселе. Сам-то он давно умер, но успел свести Г с мсье Луи. Впрочем, «свести» — это только так говорится. Сначала Большой Марсель служил посредником под пятнадцать процентов, вроде как импресарио. И не терпел никаких расспросов. «Мсье Луи не про тебя!» — отрезал он однажды. Так что невольно приходилось задаваться вопросом: а существует ли в действительности этот самый мсье Луи? Но когда не стало Большого Марселя, мсье Луи сам начал проявляться то телефонным звонком, то письмом до востребования с вымышленным обратным адресом… Потом стали множиться удостоверения личности и появился почтовый ящик: до чего же приятно было вести столь бездумное, окутанное туманом существование.

Огни Пуатье исчезают слева после переплетения дорог с тремя и четырьмя полосами, настоящими ловушками; Г пробирается по ним, как лоцман, пробуя различные фарватеры. Вскоре и с той и с другой стороны замелькали болота, фермы среди лугов, и над всем этим опрокинулось бездонное летнее небо, сверкающие звезды которого казались еще ярче, когда при встречных машинах выключался дальний свет и включался ближний. Миновав после долгого спуска Мортань, Г идет взглянуть на Ромула. Все та же внушающая тревогу неподвижность. Хотя, впрочем, нет. Положение передних лап изменилось! Но возможно, из-за толчка! Нос теплый и очень сухой. А ехать еще около трех часов. Выдержит ли он? В предместьях Нанта ложатся рано. Г выбрал колонку самообслуживания, чтобы залить полный бак бензина. Так, но крайней мере, ни одному служащему не придет в голову открыть багажник. Он немножко попрыгал, потянулся, сделал приседания. Но, трогаясь в путь, все еще ощущает омерзительную одеревенелость. И вдруг ему пришло на ум, что на ферму он приедет с пустыми руками! Ни еды, ни питья! А ведь когда Ромул придет в себя, ему понадобится хорошая пища. Остается привокзальный буфет. Г уже проехал Нант. Но вспомнил, что проспект выходит к замку, а вокзал расположен тут же, справа. Буфет, конечно, должен работать. Г распутывает нить своих жалких рассуждений с предельным вниманием, словно решая мудреную задачу. Он чувствует, как его одолевает сон, который уже завладел мускулами лица. «Если бы я мог достать „Флорик“… „Форлик“… „Фролик“…» Он едва успел очнуться, слегка задев стоявший грузовик. Страх разбудил его. Он пытается вспомнить это странное слово… «Фролик»… еда для собак. В столь поздний час ночи никакого «Фролика», конечно, не будет. Но может быть, найдутся хотя бы круассаны или бриоши. С большим стаканом мюскаде. Г выдумывает невесть что, когда вдруг замечает, что вокзал рядом. Он как бы сам выскочил ему навстречу, заманчиво предлагая просторную автомобильную стоянку, напротив которой гостеприимно распахивает двери не то чтобы настоящий буфет, предназначенный для гурманов, а маленькая забегаловка, но ему это как раз по душе. По крайней мере, его никто не заметит. Он выходит, закрывает машину на ключ и пересекает площадь, глубоко втягивая воздух, чтобы рассеять туман усталости. В баре пусто. Круассанов нет. Еще не привезли. Зато есть бутерброды. Хлеб черствый. Ветчина задубела. Бедный пес! Ничего более аппетитного он не получит раньше полудня, когда хозяин сможет купить в деревне молока, яиц, мяса… Наваристый суп с великолепной мозговой косточкой. А пока Г наспех ест и одну за другой проглатывает две бутылки кока-колы, чтобы окончательно стряхнуть с себя оцепенение. И мало-помалу снова заработала внутри машинка, производящая вопросы: откуда взялась у президента эта овчарка? Слишком молодая для такого старого хозяина, странно. А судя по тому, как Ромул прыгал от радости перед стариком, можно с уверенностью сказать: его не дрессировали. Если бы генеральный директор решил завести товарища в своем уединении, то выбрал бы, конечно, не столь обременительное существо. Г хотелось бы знать, и как можно скорее, что содержится в прихваченных им документах. Дело выдалось неясное, и нужно изучить каждую деталь, чтобы уловить ту мелочь, которая не вяжется с остальным, и эта непредвиденная мелочь — Ромул. Нельзя к тому же забывать, что мы с ним в бегах! Что в этот утренний час внимание прессы приковано к совершенному преступлению. Возможно, и по радио уже об этом говорят.