Несколько лет назад много шумели о переделке и облагораживании района; дело закончилось тем, что к нам повадились «красные муравьи». Их так прозвали из-за красных шлемов. Они пытались выселить теперешних обитателей, самовольно захвативших квартиры в бывших шикарных домах. Довольные домовладельцы в предвкушении будущего расцвета замуровывали кирпичом входы в жилые башни… Но выселенные всегда находили способ вернуться. Предприимчивости нам не занимать. Иногда приходится кстати и дурная репутация…

Бар устроили в бывшей громадной витрине, выходящей на улицу. Раньше в витрине, как в универмаге «Мейси», вращались предметы роскоши и стильные аксессуары; помню, как-то под Рождество сюда впихнули даже «шевроле» с откидным верхом. За рулем сидел Санта-Клаус в темных очках и гавайской рубашке.

Для создания определенной атмосферы в «Маке» сохранили кусочки прошлого. В витрине стоят два манекена, мужской и женский. Мужской манекен без обеих рук, зато одет в аккуратные вельветовые брюки, ярко-зеленый свитер и мягкую шляпу с полями. У женского манекена лицо пошло пятнами; на нем изъеденное молью белое мини-платье и высокие сапоги-ботфорты. Оба манекена застыли в вызывающей позе — когда-то она считалась верхом крутизны. И все равно на фоне посетителей манекены выглядят шикарно. Завсегдатаи далеко не так хорошо одеваются.

Я сажаю Ленивца в небольшой загончик у входа. Он сразу же цепляется за ветку пластмассового дерева. Дерево украшено разноцветной гирляндой. Живых обитателей на нем хватает. Одутловатая Белка быстро запихивает в рот остатки шоколадного батончика, укоризненно верещит на Ленивца и скачет наверх, мимо занятой чисткой перьев Майны и африканского Бумсланга,[3]безжизненным шлангом повисшего в развилке между ветвями.

— Держись от него подальше, приятель! — предупреждаю я. Разумеется, все животные среди себе подобных в основном придерживаются неписаного кодекса поведения, но… все же звери есть звери. И среди них встречаются придурки. В самом углу, в опилках, свернулся калачиком Мангуст. При нашем появлении он на секунду приоткрывает глаза и притворяется, что снова засыпает.

Бенуа и двое его приятелей, сосед по комнате Эммануил и мелкий гангстер Д’Найс, сидят в своем обычном углу, у стола для настольного футбола. Я беру у стойки бутылку тоника (как бы джин-тоник, только без джина) и подсаживаюсь к ним. Кондиционер, как обычно, сломан; их бутылки с пивом запотели. Мартышка-верветка Д’Найса сидит на столе среди пустых бутылок и играет с подставкой, украденной из отеля «Карлтон» примерно в 1987 году.

По телевизору гремит рэп; на фоне декорации, изображающей горящий город, раскачиваются потные тела. В огромных шаровых молниях высвечивается панорама Лас-Вегаса. Рэпера в леопардовой майке и цепях окружают девицы; к его ногам прильнула Гиена. Животное показывают крупным планом; гиена скалится, обнажая желтые клыки. Девицы все больше распаляются — наверное, от страха. К счастью, пожар ненастоящий. Пламя лижет плоские вращающиеся животы танцовщиц, фонтаны искр высвечивают упругие попки, выпирающие из шортиков.

— Неужели он тоже зоо? — спрашиваю я, вместо приветствия, тыча в телевизор.

— Шутишь?! — Эммануил потрясен до глубины души. Он очень милый мальчик из Руанды; ему всего двадцать лет. Подрабатывает где придется. Животного у него нет, но кто сказал, что это обязательно? У нас в Зоосити царит толерантность. Так сказать, взаимные гарантии дошедших до ручки…

— Не смеши меня, Эммануил. Мне тридцать два года. Я больше не обязана знать каждого засранца!

— Зинзи, ты что?! Как можно не знать Стрелка?!

— Что это за кличка такая — Стрелок? Он что, бандит?

— Зинзи, ты делаешь мне больно. Твои слова меня жестоко ранят!

— Ах, Эммануил, ты еще не знаешь, как я умею ранить!

— Да, он самый настоящий зоо! — вскидывается Эммануил. — Ниггер получил пулю в голову и выжил, а теперь рассказывает, что он пережил, ясно? Пуля прошла навылет. Череп пришлось собирать буквально по кусочкам!

В разговор, размахивая пивной бутылкой, встревает Д’Найс:

— Представь себе, у гиены челюсти мощнее, чем у льва. Прокусывает череп насквозь, до самого костного мозга! — Увидев, что он пролил пиво, его Мартышка оживляется. Хватает подставку и очень осторожно сгибается над коричневой лужицей.

— В черепе нет костного мозга, — говорит Бенуа.

До меня доходит, что все трое уже под мухой.

— Да ладно, ты ведь понял, что я имею в виду, — бормочет Д’Найс.

Мартышка топчется в пивной лужице. Опускает туда лапку, подносит к глазам, долго рассматривает, дрожа от радостного предвкушения, и вылизывает ладонь розовым язычком. Да они все хорошо набрались!

— Слушай дальше! — говорит Эммануил. — Стрелок решил отомстить, понятно? В больнице его сделали киборгом — вживили в башку целую кучу металла. Вот он решает найти тех ниггеров, которые его подстрелили. Находит их в каком-то притоне в Южном Централе. Заходит прямо в парадную дверь. И — бабах! — Эммануил изображает, как Стрелок разносит своих врагов с помощью воображаемого пистолета, такого огромного, что держать его приходится обеими руками. — Всех замочил, всех восьмерых! Половина из них даже ничего понять не успела, а вторая половина только и успела потянуться за своими пушками; может, кто-то вскочил с места, но он все там разнес на хрен. И девки все разбежались — как были, в чем мать родила. Представляешь, бегут голые девки, все в крови, и визжат как резаные!

— По-моему, это кино я уже когда-то видела.

Улыбка сползает с лица Эммануила, и он становится похож на побитого щенка, которого пинком ноги сбрасывают в сточную канаву. Он жалобно вздыхает. На экране Стрелка с Гиеной сменяет молодежный дуэт. Молодые парень и девушка исполняют квайто.[4]Они очень красивые и агрессивные.

— Зинзи, прекрати изображать из себя злобную циничную старуху. — Судя по запаху, Бенуа успел принять три, а то и четыре бутылки пенного напитка. — Ты прости ее, Эммануил. Она твердолобая, ее не убедишь!

— Ха! Как будто ты меня пытаешься в чем-то убедить. Извини, Эммануил. Я не нарочно обидела твоего кумира. — Я дружески бью Эммануила кулаком в плечо. Эммануил сразу оживает. Чтобы доказать, что он меня простил, он делится со мной новыми подробностями богатой биографии Стрелка и уверяет, что все так и было. Я дожидаюсь, пока он выдыхается и умолкает, чтобы набрать воздуха в грудь, и с покровительственным видом кладу руку на плечо Бенуа: — У вас, ребята, важный разговор, или я могу его увести?

— Куда торопиться, Зи-зи?

Д’Найс относится к тем людям, которые обожают давать другим дурацкие клички, хотя их об этом никто не просит. А еще он сразу чует всякие сомнительные предприятия. Он, как всегда, в своей круглой шерстяной шапочке, а из-за вечно приоткрытого рта у него дурацкий вид. Но в дураках остаются те, кто клюет на его внешность и недооценивает его.