И посольство Фомы Кантакузина, ведущее сложную антикатолическую интригу, и московские власти, прозевавшие удобный случай поквитаться с поляками, не хотели разрыва отношений России и Турции из-за казачьих зипунов. Летом из Москвы вместе с Кантакузиным поехали в Стамбул царские послы Иван Кондырев и дьяк Тихон Бормасов, прихватившие с собой жалование для казаков.

Ехало посольство на Дон с большой опаской. Охраны с ними, набранной по городам, было человек 800. Еще у Воронежа атаман Епифан Радилов, ехавший с посольством, стал послам высказывать: «Призывали меня в Москве к боярам, и бояре приходили на меня с шумом, меня и Войско все лаяли и позорили; а наше Войско — люди вольные, в неволю не служат, и вы, посланники, на Дон идите к началу, как Войско изволит, так над вами и сделают». Перепуганные послы дали знать в Москву: «Ждем себе задержания многого на Дону».

У Клецкою городка 2 июля узнали послы, что на Низу сидят пришедшие с моря гулебщики, разорившие Трапезонт, и с ними черкас человек 200. Ох, измена! Велено ж было черкас на Дону не принимать… А ниже, у городка Паншина, увидели послы человек 50 волжских казаков с атаманом Богданом Чернушкиным. Щеголяли те в рубашках тавтяных, в кафтанах бархатных и камчатных. А были они до этого на Хвалынском море и громили персидские суда.

Епиха Радилов взял их всех с собой на Низ. Стали посланники ему говорить, чтоб он таких воров к себе не принимал, а Епиха глубокомысленно ответил: «Если их не принимать, то они познают чужую землю».

Посланники засомневались — Войско ли это союзное, царю верное, или вертеп разбойничий? — и стали выше речки Чира в сомнении, плыть или не плыть им в низовые городки.

Войсковой атаман Исай Мартемьянов, узнав про те сомнения, прислал им нарочного с отпиской: приезжайте, на Дону и на Донце от черкас безопасно.

Двинулось посольство дальше и за день пути от Монастырского городка остановилось и послало вперед Епиху Радилова предупредить — едет мол посольство с жалованием и турецкого посла везет, пусть Войско их встречает с почестями по обычаю.

Епиха вернулся и сказал, что встретил десяток знакомых ребят, и те говорили, что Исай Мартемьянов три дня как ушел на море, в Монастырском городке пусто, и встречать послов некому.

Оскорбленные послы послали Епиху в Монастырский городок вторично. Тот вернулся и привез с собой 15 казаков из Монастырского. Те подтвердили — в Монастырском точно пусто, пусть послы не прогневаются, встречать их некому.

12 июля посланники прибыли в полупустой Монастырский городок и расположились двумя станами: вот турецкое посольство, вот — русское.

На другой день все ребята Епихи Радилова и последние казаки из городка проплыли мимо посланников на 5 стругах и отправились на море к Исаю Мартемьянову.

Глядя на это, турецкие посланники стали выговаривать приставам: «Как шли мы из Азова в Москву, и казаков в Войске было много, и встреча нам была великая. А ныне в Войске казаков нет, пошли все на море, и встречи нам никакой не было. И русские послы своих провожатых на море же отпустили…». А русские послы, проклиная в душе казачье воровство, послали толмача сказать Фоме Кантакузину, что это Войско пошло отгромить у татар полон, который те из России ведут.

В тот же день отписали они Исаю Мартемьянову, что пришли в Монастырский городок с жалованием, пусть он сообщит, где стоит, долго ли будет в походе, кому жалование передать и долго ли их, послов, на Дону задержат.

19 июля в Монастырский городок явился с моря казак Тихон Чулков и передал от атамана послам, чтоб ждали и жалование никому пока не передавали. А мы де стоим в морском устье и ждем турецкий караван, чтоб не пропустить его в Азов.

Послы стали говорить, что так нельзя, мы мол в Москву обо всем напишем, у нас уже станица готова. А Тихон Чулков им сказал: «Вы так не делайте. Без ведома Войска ничего не пишите. Вот войсковой есаул стоит. Если вы без нашего ведома отписку пошлете, а он это допустит, то мы его утопим. Пожалейте человека…».

Ждали послы все же недолго. На следующий день пришли с моря казаки, человек 800, и Исай Мартемьянов с ними. Оставили они небольшой караул в устье, а сами явились за жалованием. Сразу же собрали круг и за Кондыревым послали.

Кондырев передал казакам царские грамоты, сказал про жалование и про то, чтоб с азовцами помирились и их, послов русских и турецких, в Азов с честью проводили. А жалование потом бы разделили, но без огласки, чтоб русским послам в Турции из-за жалования никакого задержания не было.

Казаки отвечали, что государеву жалованию они рады, но с азовцами у них сейчас война и, не управившись с азовцами, они помириться не могут. Так что пусть посланники ждут.

Спор был прерван появлением казака, прибывшего с устья, который объявил: показались турецкие корабли.

Исай Мартемьянов поручил принять жалование Тихону Чулкову и Василию Чернову, а сам стал отдавать распоряжения к выходу в море.

Чулков велел казакам выгружать царское жалование их судов на площадь у часовни, а сами суда выволочь на берег. Казаки потащили сукно, хлебные и пушечные запасы, бочонки с вином и деньги.

Посланники велели сказать им, чтоб они запасы устроили где-нибудь в другом месте, а не на площади, чтоб турецкие люди про запасы не знали, да и судов бы казаки к себе не брали. Казаки отвечали, что кроме площади запасы положить негде, а судов они прежде никогда с Дону не отпускали.

На следующий день казаки на 50 стругах, набившись по 30–40 человек, во главе с Исаем Мартемьяновым пошли в море перехватывать турецкий караван. Вместе с ними отправились разбойничать приезжие люди из Белгорода, Курска, Оскола, Путивля, Ливен, Ельца и московские торговые люди, приехавшие на Дон с товарами вместе с послами.

Поход длился пять дней. Казаки сошлись с турецким караваном, захватили корабль и две комяги и 26 июля вернулись в Монастырский городок, привезя с собой три захваченные пушки, «да погромной рухляди, сафьянов, дорогов, киндяков, бязей, луков немало». Шли они мимо стана турецкого посла, стреляли из ружей и показывали из стругов всю награбленную рухлядь.

Выждав, когда поутихнет радость, посланники стали говорить казакам, чтобы те помирились с азовцами. Казаки отвечали: «Если азовцы пришлют к нам, то, может быть, и помиримся, а сами не пошлем, ссылайтесь с ними вы мимо нас».

Посланники отправили в Азов некоего сына боярского объявить о своем приезде. Но азовские люди приходили к нему с великим шумом: «Пусть посланники придут в Азов, мы с ними управимся!».

Но азовские начальники дали знать московским послам, что прежние послы, идя в Царьград, замиряли казаков с азовцами; так не хотят ли казаки помириться и теперь?

Опять стали Кондырев и Бормасов казаков уламывать. Те признались, что ждут с моря ушедших еще в мае товарищей, а пока те не вернутся, мира с Азовом не будет и посланников туда не выпустят. Из дальнейших расспросов выяснилось, что с 1000 казаков еще где-то скитаются по морю, и чтоб выяснить — где, брали недавно донцы в Азове языка, может, быть в Азове больше известно. Сведения были неутешительные: у какой-то жидовской деревни в полдня пути до Стамбула вступили казаки с турками в переговоры, турки якобы за большие деньги полон хотели выкупить, три дня договаривались, потом турки исподтишка напали и всех казаков побили. Но были вести и другие, что половина казаков все же ушла.