– Нет, это добродетель. Греет так, что куда там джину. Джин вроде тлеющих угольков, а чистая совесть – вроде доброго пламени.

Ферма у Хокинов была маленькая, и глава семьи сам смотрел за скотом. Из наемных работников держали только служанку, мужчин не было никого. Спать все ложились рано: ни Хокин, ни его жена не были охочи до чтения, никто не стал бы жечь масло по ночам за книгой.

Среди ночи (в котором часу, она сама не знала) миссис Хокин внезапно просыпается и видит: муж ее сидит в постели и прислушивается. Светила луна, на небе не виднелось ни облачка. Вся комната была наполнена серебристым сиянием. И различает Элизабет Хокин шаги – в кухне, прямо под спальней.

– Там кто-то есть, – шепнула она, – сходи вниз, Джейбес.

– Ума не приложу, кто это может быть. Салли?

– Какая Салли? Чтобы спуститься вниз, ей нужно пройти через нашу спальню.

– Сбегай, Элизабет, посмотри.

– Дом твой, тебе и идти, Джейбес.

– А если там женщина, а я в ночной рубашке?

– А если, Джейбес, там мужчина, грабитель, а я в ночной рубашке? Сраму не оберешься.

– Наверное, лучше нам вместе спуститься.

– Хорошо… только бы это не…

– Что?

Миссис Хокин промолчала. Муж с женой выбрались из постели и на цыпочках сошли по лестнице.

Лестница была взята в коробку из досок, но внизу не имела перегородки и вела прямо в кухню.

Хокины спускались тихонько и осторожно, цепляясь друг за дружку, а у подножия лестницы боязливо заглянули в комнату (это была одновременно кухня, гостиная и столовая). В широкое низкое окно лился лунный свет.

В свете виднелся человек. Ошибки быть не могло: перед ними стояла тетка Джоанна, завернутая в саван из обтрепанной простыни, что выделила ей Элизабет Хокин. Вынув из комода и расстелив на столе одну из своих нарядных полотняных простыней, старуха разглаживала ее костлявыми руками.

Хокинов бросило в дрожь, но не от холода (хотя дело происходило среди зимы), а от страха. Выступить вперед у них не хватало духу, убежать тоже.

Меж тем тетка Джоанна сходила к буфету и возвратилась с серебряными ложками; положила все шесть на простыню и худыми пальцами стала пересчитывать.

Она обернулась к следившим за ней супругам, но на лицо падала тень, и ни черт, ни выражения было не разобрать.

Опять она сходила к буфету, принесла серебряный чайник и остановилась в конце стола. Лунный свет, отразившись от простыни, падал старухе в лицо, и супруги разглядели, что она шевелит губами, но только без звука.

Сунув руку в чайник, тетка Джоанна одну за другой вынимала монеты и пускала каждую катиться по столу. Хокины видели блеск металла, даже тень от монет, пока они катились. Первая монета остановилась в дальнем левом углу стола, вторая – рядом с нею; прокатившись, монеты легли по порядку, десяток в ряд. Следующий десяток улегся на белой скатерти в соседний ряд, за ним выстроился третий. И все это время покойница шевелила губами, будто считая, но по-прежнему беззвучно.

Муж с женой застыли на месте и смотрели, но вдруг по луне пробежало облако, свет померк.

Смертельно напуганные, Хокины припустили вверх по лестнице, задвинули засов и забились в кровать.

В ту ночь они так и не заснули. В темноте ли, когда набегали облака, или при лунном свете, когда прояснилось, им слышались шуршание (монета катится) и звон (монета падает). Сколько же их там, без числа? Да нет, не без числа, вот только тетка Джоанна, похоже, не знала устали, их пересчитывая. Когда все монеты были разложены, она перешла к другому концу стола и вновь начала их раскатывать (об этом супруги догадались по звуку).

Шум стих перед самым рассветом, потом в дальней спальне зашевелилась Салли, и только тут Хокин с женой осмелились встать. Нужно было прежде служанки спуститься в кухню и посмотреть, что там делается. На столе было пусто, монеты вернулись в чайник, и он, вместе с ложками, – на прежнее место. К тому же простыня, аккуратно сложенная, находилась там же, где и накануне.

В доме Хокины поостереглись говорить о том, что случилось ночью, но когда Джейбес работал в поле, к нему присоединилась Элизабет.

– Что, муженек, как насчет тетки Джоанны?

– Не знаю… может, это был сон.

– Чуднó, один сон на двоих.

– Не знаю, нас ведь сморило от джина. Джин тот же самый, вот и сны приснились одинаковые.

– По мне, на сон это не больно походило, скорее на явь.

– Считай, это был сон. Может, он не повторится.

Но на следующую ночь они слышали тот же шум. Луна пряталась за густыми облаками, и ни один из супругов не отважился спуститься в кухню. Но шарканье ног, шуршание и звон монет – все это повторилось. Всю ночь муж с женой не смыкали глаз.

– Что нам делать? – спросила на следующее утро Элизабет Хокин. – Нельзя же, чтобы в доме ночь за ночью орудовала покойница. Что, если ей вздумается подняться наверх и вытянуть из-под нас простыни? Мы взяли ее белье, она возьмет наше, – почему бы и нет?

– Думаю, – вздохнул Джейбес, – мы должны его вернуть.

– Да, но как?

Все обсудив, супруги решили, что нужно ночью отнести вещи покойницы на кладбище и сложить на могиле.

– Поступим вот как, – сказал Хокин, – пока суд да дело, подождем в церкви на паперти. Если вещи к утру останутся на месте, можно будет с чистой совестью взять их обратно. Как-никак погребение встало нам в копеечку.

– Сколько мы всего потратили?

– По моему расчету, три фунта, пять шиллингов и четыре пенса.

– Ладно, – сказала Элизабет, – надо попытаться.

Когда сгустились сумерки, фермер с женой, прихватив полотняные простыни, чайник и серебряные ложки, потихоньку выбрались на улицу. Они не решались выйти за порог, пока не разошлись по домам односельчане и не улеглась спать служанка Салли.

Супруги заперли за собой дверь фермерского дома. Ночь выдалась темная, ненастная, по небу неслись облака, и когда они смыкались, не оставляя просвета, на дворе не видно было ни зги.

Супруги робко жались друг к другу, оглядывались; у кладбищенских ворот они помедлили, прежде чем собраться с духом и войти. Джейбес запасся бутылочкой джина – подбадривать себя и жену.

Вместе они водрузили на свежую могилу все хозяйство тетки Джоанны, но налетевший ветер тут же подхватил и развернул простыни, так что их пришлось прижать по углам камнями. Хокины, дрожа от страха, отступили на паперть церкви. Джейбес откупорил пробку, сделал основательный глоток и передал бутылку жене.

С небес обрушился дождь,