— Знаете, я лишь сейчас начала понимать. В Ашуре это казалось сказкой и лишь теперь…

Она не договорила и зябко передернула плечами. Холодный свет Луны заливал равнину. Неподвижно замерли огоньки в плошках Бронеслава. Вал огня стоял перед его глазами. Помнил Бронеслав, как неведомый чародей снял с лошадей его чары. Не было больше веры в сторожевую магию у старого ведьмака. Да и птиц теперь не было в сожженной дотла степи, далеко разлетелись они, и тут тоже не обошлось без вражьей волшбы.

Всем своим чутьем, всем ратным опытом чуял сотник ведьмачьей дружины хитрую засаду. И тихо загорелся в ночи круг, огонь глиняных плошек хранил чародея из Черного Леса. И замерла степь, угомонился ночной ветер, внимая волшбе ведьмака.

Выверенным, точным движением Бронеслав достал из вещевого мешка замотанный в тонкую кожу кинжал и рассек вену на сгибе локтя правой руки. Рассек и вонзил в землю окровавленный кинжал, увенчав его черепом ворона с сапфиром на месте левого глаза. Смотрел на мир кусок кости синевой камня и бельмом глины в левой глазнице. Стонала от боли земля, и черная кровь земли, выступив из ее раны, смешалась с кровью ведьмака в вечном обряде побратимства. Не было ни огнива, ни угля в ладонях Бронеслава, но ярко полыхнула щепа, еще вечером бывшая древками стрел.

Не зря горели древки пяти преломленных стрел. Не зря наливался синим огнем сапфир в глазнице вороньего черепа на воткнутом в землю кинжале. В тени от перекрестья лезвия и гарды горел чародейский огонь, и пламя костерка начинало наливаться силой, становясь синим. Медленно стекала кровь из рассеченной вены, до краев заполняя чашу с черным и вязким элем.

Лишь когда наполнилась она до края, залил элем и кровью Бронеслав колдовской огонь своего костерка. Залил, а потом перехватил кожаным шнуром рассеченную кинжалом вену. Порыв ледяного ветра пронесся вокруг него, но ведьмак сидел неподвижно, неподвластный всем ветрам на свете, и так же неподвижно горело пламя глиняных светильников.

С гневным шипением синее пламя обратило в пар эль и кровь. Облако пара окутало череп, и миг спустя иссиня-черный ворон крепко вцепился когтями в рукоять кинжала. Беззвучно зашевелились губы Бронеслава, ворон так же беззвучно ответил. Беззвучно, но все поняли, что птица ответила. Птица?

Нет, внешне ворон выглядел вполне обычно, если не считать ослепительного света из левого глаза. Но от одного его присутствия оторопь взяла даже невозмутимого Урука. Орк не отводил от него взгляда, и, когда с громким криком, больше всего напоминавшим боевой клич, ворон взмыл в небо, Урук ответил радостным рыком. Рык хищной орды, гнев и радость боя была в этом кличе орка, взметнувшего над головой вороненый ятаган.

И ворон ответил. Вновь раздался с небес его крик, и степь испуганно замерла в страхе от лютого торжества. Ворон свечой взмыл вверх, описал круг вокруг походного лагеря и скрылся во мраке ночного неба. Ледяной ветер, пахнущий морем и снегом, на миг замер, чтобы, мгновение спустя, принести громовые раскаты грозы, мчащейся с севера. Не прошло и минуты, как на ночной лагерь обрушился черный дождь.

Рогволд замер. Рус не впервые наблюдал, как ведьмак наводит чары. Но теперь сыну старосты было немного не по себе. Да и в подземельях некромантов приходилось видеть и не такое, одна битва Матери Ведьм с некромантами чего стоила. Но там, в подземельях, все было немного по-другому. Конечно, и Винт, и Карим-Те использовали свое волшебство, но иначе, совсем иначе.

И нганга, и Винт не были для Рогволда земляками. Пусть даже и русом по рождению был Ратибор, по прозвищу Винт. Но ашурские обычаи впитались в ловкача намертво, став кожей и плотью. Для Рогволда не было разницы, откуда его спутник, дравшийся с ним спина к спине и не дрогнувший перед лицом опасности. И Карим-Те, и Винт стали его друзьями, но друзьями из другого народа. Со своими обычаями, порядками.

А вот Бронеслав был земляком, был тем, кем не могли стать нганга или Ратибор. В Бронеславе рус видел дядьку-соседа, пусть из другой деревни, но все равно своего, понятного. С точки зрения Рогволда, Бронеслав больше всего походил на княжьего сотника Путяту. Постаревшего в войнах и бесконечных походах, но еще крепкого воина. Понятного и своего, пусть он даже прошел по дорогам бесчисленные версты, пусть знает повадки невесть каких племен и народов. Все равно земляк он и есть земляк.

Теперь же, видя его чары, рус был поражен до глубины души. Он отлично знал, что Бронеслав — ведьмак, и не простой, а сотник из дружины Черного Леса. А такой человек был обязан знать магию. И когда по вечерам ведьмак приманивал и зачаровывал птиц, превращая их в недремлющий дозор, Рогволд чувствовал дыхание родного леса. Пусть волшба, но родная, такая, от которой ни один охотник не откажется и защищаясь от которой пращуров не призовет. А вот от сегодняшнего волшебства, видя, как огонь, лунная тень, эль и кровь обретают плоть, видя свет в глазнице ворона, русу весьма хотелось крикнуть:

— Чур меня!

Вновь вернулся ледяной ветер, и тугие струи дождя обрушились на степь. Беззвучно упали первые, тяжелые капли, превращая в кашу жирную копоть и землю. Далеко на востоке полыхнули зарницы, затем еще и еще. Дождь хлынул мощным потоком, размывая каменную корку ссохшейся земли, рождая новую жизнь в опаленной огнем степи. Раскаты грома и вспышки зарниц все продолжались, потоки небесной воды в момент промочили одежду, но все так же горели светильники, и все так же недвижно сидел под струями дождя Бронеслав.

С хохотом танцевала под дождем Кетрин. Урук, уже вложивший в ножны ятаган, отложил его в сторону и присоединился к этому танцу. Вода смыла краски со щек нганги, обнажив ритуальные шрамы и татуировку. С поднятым к небу лицом сидел Карим-Те, вслушиваясь в далекие раскаты грома и не сводя глаз с полыхающих зарниц. Дождь начал стихать, но ветер продолжал приносить все новые громовые раскаты.

Все стихло внезапно, так, как и началось. Как стон разнесся над равниной крик ворона, и в зыбком свете последнего всполоха молний Рогволд увидел черную свастику птицы на фоне луны, прорезанной черными облаками. На миг сверкнул сапфир в глазнице, и, громко хлопая крыльями, ворон вернулся к кругу зыбких огней. Но теперь никакой кинжал не мог служить ему насестом. Порождение ведьмачьего чародейства достигло роста Рогволда, и покрытые запекшейся кровью когти вонзились в землю глубже меча, воткнутого по самую рукоять.

Свет синего льда горел в левой глазнице, мрак глухой ночи наполнял правый глаз летучего убийцы. Но не это подкосило ноги руса и его спутников, против воли заставив руки потянуться за оружием. Страшный, нечеловеческий разум смотрел на них глазами птицы, и было от чего потерять голову.

Медленно поднял вверх, в приветствии, правую ладонь Бронеслав, и отблески синего света заплясали на ладони ведьмака. И как бы в ответ на это приветствие они услышали голос:

— Их было десять воинов и маг. Две лиги — к западу и пол-лиги — к югу. Трое из них родились за гранью нашего мира. Маг успел уйти через портал, пока я пировал. Ты принес мне щедрое угощение, давно я не ел плоти из иного мира. Ты хочешь еще угостить меня?