– Осмотритесь, – предложил мне Красавчик. – Если у вас появятся вопросы, я отвечу на любые.

– Подождите, – удивилась я. – Дверь аналитического отдела была последней в коридоре! Дальше идти некуда! Так, где же я?

Подойдя к окну, я отодвинула жалюзи и… То, что я увидела на улице, казалось настолько нереальным, что я усомнилась в своем здравом рассудке – там была настоящая русская зима: на ветках лежал пушистый снег и сидели снегири, на земле – сугробы, а самое главное, там был ясный солнечный день! Я посмотрела на часы – все нормально, время к одиннадцати, но вечера! Вид у меня был наверняка обалдело-растерянный, но Красавчик без тени насмешки пояснил:

– Не удивляйтесь, Татьяна Александровна. Мы с вами сейчас находимся на втором этаже здания, которое выстроено стена к стене с нашим офисом. Оно также принадлежит нашей фирме, и именно здесь живет и работает Вадим Сергеевич. На втором этаже он, а на первом обслуживающий персонал, кухня и прочие подсобные помещения. Окна заложены так, что снаружи этого не видно, а изнутри вставлены картины, которые периодически меняются, для создания у господина Смирнова хорошего настроения.

Я отправилась смотреть дальше и, открывая одну дверь за другой, изо всех сил старалась не показать, насколько я поражена: в спальне стояла кровать, на которой при желании могла бы с комфортом расположиться чета гиппопотамов вместе с детенышем. Шкаф, куда я заглянула, был забит такой одеждой и обувью, что у меня глаза на лоб полезли, – Франция, Италия, Испания, Англия… И все фирменное, самого высокого качества. Костюмы, рубашки, галстуки, дубленки, кожаные и замшевые плащи и куртки, разнообразные меховые шапки, включая и соболью, шляпы… Я повернулась к Красавчику, и он объяснил:

– Вадиму Сергеевичу приходится постоянно контактировать с людьми, которые придают очень большое значение внешнему виду, – сами знаете: по одежке встречают! И все это заказывалось по каталогам, но он к таким вещам был совершенно равнодушен. Для него это являлось просто рабочей одеждой.

Я пошла дальше и попала в ванную комнату с джакузи, душевой кабиной и обычной ванной. Плитка на полу, кафель на стенах, даже унитаз, черт бы его побрал, были невероятно красивыми и очень удобными, а, значит, сумасшедше дорогими и качественными. Немного отойдя от шока, я спросила:

– Так именно отсюда Смирнов тогда и вышел? Об этом парнишка говорил: «его подъезд»?

– Да, – подтвердил Красавчик. – И охрана там такая, что муха не пролетит. К тому же дверь открывается только изнутри.

– Кстати, а другие работники фирмы знают об этом? – я повела рукой вокруг. – Они могли догадываться о том, чем в действительности занимается Вадим Сергеевич?

– Нет, – твердо заявил Красавчик. – Они все уверены в том, что господин Смирнов, как зять Ивана Степановича, просто просиживает здесь штаны, да и то очень редко. Эдакая синекура. Так что отношение к нему соответственное, в друзья и приятели никто не набивался, тем более что дверь в аналитический отдел всегда закрыта.

– Да уж! Отсекли вы от него всех, кого только возможно, – хмыкнула я. – А здесь небось все просматривается и прослушивается?

– Как раз нет, – покачал головой он. – Потому что Вадим Сергеевич имел обыкновение вслух рассуждать над решением своих задач…

– О которых никому знать не положено, – закончила я. – Но телефоны-то прослушивались?

– Да, – нимало не смутившись, подтвердил он. – Но Вадим Сергеевич практически не пользуется сотовым телефоном – ему, извините, звонить теперь некому, вон он и сейчас на столе лежит, а для связи с прислугой существует звонок.

– А жене? – удивилась я.

– Если ей что-то надо, то она передает через отца, сам же он с ней предпочитает не общаться – там, как я говорил, очень своеобразные отношения, – уклончиво объяснил Красавчик.

– Ладно, сама разберусь, что это за тайны мадридского двора, – отмахнулась я и потребовала: – Давайте сюда остальных работников.

– Сначала я вам расскажу о них. Это Галя и Оксана, они обслуживали Вадима Сергеевича, – начал Красавчик.

– А в интимном плане тоже? – невинно поинтересовалась я.

– Нет, – совершенно серьезно ответил он. – Эти две женщины приехали в Москву из Украины, чтобы найти работу. А нашли их мы и привезли сюда. Они обе из одного села под Полтавой, у них там остались семьи, дети, туда они и деньги отправляют, но поехать навестить родных они не могут. Вот их-то переговоры, переписку и перемещения по городу мы самым тщательным образом отслеживаем. Но платят им весьма и весьма неплохо, и они очень дорожат своей работой, несмотря ни на что. Кроме того, Вадим Сергеевич периодически отдавал им вещи и обувь, которые уже вышли из моды, причем порой совершенно новые, чтобы они отправили их домой, за что обе безмерно ему благодарны. Я уверен, что, если бы он только намекнул, то любая из них с радостью прыгнула бы к нему в постель, но! – тут он выразительно посмотрел на меня. – Если вы еще не поняли: Вадим Сергеевич человек невероятной честности и порядочности, и он никогда бы даже не подумал о том, чтобы использовать зависимое положение этих женщин для удовлетворения собственных нужд, не предусмотренных контрактом.

– Я все поняла, – кивнула я, чувствуя себя неловко, хотя подобную отповедь я вполне заслужила, хоть и произнесена она была самым вежливым тоном. – Зовите!

Появившиеся на его звонок женщины, лет тридцати пяти на вид, были настоящими хохлушками, крепко сбитыми и аппетитными, как пончики. Чувствовалось, что ущипнуть их так же невозможно, как хорошо надутый мяч. Обе смотрели на меня с нескрываемой надеждой, а потом одна из них не выдержала и сказала:

– Шановная пани, вы вже пошукайте пана Вадима. Вин такий добрий, такий щирый.

Они обе, естественно, понимали, что без него работы у них никакой не будет и придется искать новую, и еще неизвестно какую, да и будет ли она вообще.

– Я найду, – твердо пообещала я. – Но вы должны мне помочь.

Тут они с величайшей готовностью уставились на меня, и вторая спросила:

– Так чого робыть?

– Расскажите мне абсолютно все, что происходило в пятницу, в мельчайших подробностях, – попросила я.

– Пан Вадим много работав, ой много, – начала одна. – Усю ничь кофе пив да курив, пив да курив. А потом мине позвонив и казав, шо спать лягяе, и я отдыхать можу.

– А утром позвонив, и я ему завтрик принесла, – продолжила вторая. – Оладушки з медом…

– Это неважно, что он ел, – отмахнулась я.

– Я ему казала, что борщ з пампушками буде, он его дуже любить, – продолжила она, – а вин казав, шо в другим мисте поист, тай кофе попросив. Ну я и принесла. А потом вин позвонив и казав, шо до дому пийдеть. И уйшов. Усе.

– Больше ничего? – уточнила я.

Она подумала и сказала:

– Смурной вин був, казав, шо пийдеть свий долг сполняти.

Поняв, что ничего нового я у них не узнаю, я хотела было отправить их вниз, но, вспомнив о том, что мне еще предстояло изучить личное дело Смирнова, которое, как я поняла, мне ни в коем случае не позволят вынести отсюда, а время уже позднее, попросила: