ветви не рвали мешок, он подставлял под их удары свое собственное тело. Люди, внутренне неглубокие, судившие по наружности, считали его сумасшедшим. Однако время от времени отец Анфим озадачивал их, открывая им их собственные помыслы. Через такое обличение помыслов он духовно наставлял тех, которые имели благое расположение.

Христа ради юродивые, имея великое смирение, имеют и великую чистоту, то есть ясность ума, благодаря чему познают сердца людей и тайны Божий. Таков был и отец Анфим, чье чистое сердце было скрыто под старым мешком.

Когда он приходил в монастырь святого Пантелеймона, то не входил внутрь, но оставался там, где жили монастырские рабочие. Вместе с ними он и ел. Игумен обители, кажется, что-то прознал о подвижнике и сказал монаху-трапезнику, чтобы тот взял на себя заботу об отце Анфиме. С тех пор этот монах стал относиться к старцу с большим благоговением, во всем помогая ему и ухаживая за ним, благодаря чему заслужил особое расположение старца и смог, общаясь с ним, узнать о некоторых из сокровенных его добродетелей.

Одной из множества его добродетелей был дар постничества – он мог ничего не вкушать на протяжении многих дней. Однажды он пришел в русский монастырь перед началом Петрова поста очень изможденным. Трапезник принял его с большой радостью и приготовил ему поесть. Старец стал есть, а трапезник, занявшись своими делами, в то же самое время исподволь наблюдал, как тот ест не отрываясь, и стал его осуждать про себя: «Разве можно такому худому монаху съесть так много!» Смущенный такими помыслами, он ушел в свою келлию. Отец Анфим, закончив с едой, пошел к нему и сел у дверей. Видя своего друга смущенным из-за помыслов, он пожалел его и, желая помочь ему справиться со своими недобрыми мыслями, решил открыть ему причину своего поведения, чтобы тот впредь был осторожным по отношению к другим и не осуждал их, а также чтобы и мы получили урок и избегали осуждения. Итак, взяв его за руку, отец Анфим спросил:

– Знаешь ли ты, брат, что значит смирение? Брат из скромности ответил:

– Нет, не знаю.

Тогда старец ему говорит:

– Смирение состоит в том, чтобы никого не осуждать, но считать себя хуже всех. Вот только что ты искусился и осудил меня за то, что я много ем. Но ведь ты не знаешь, сколько дней я ничего в рот не брал. Помнишь, когда я был здесь в последний раз?

Брат ответил:

– Да, помню, отче. Ты был у нас на Фомину неделю. Тогда ты поел, и с тех пор я тебя не видел. Старец говорит ему:

– Вот видишь, сколько дней я не ел? А ты меня осудил за то, что я так много съел. Брат, Божии дары разные. Каждый из нас что-то получает от Бога. Мне Бог дал силу переносить холод и голод. Ты бы смог понести все это? Смог бы уничижить себя, снять с себя рясу и пойти в таком виде вместе со мною в соседний монастырь, прожить в таком одеянии зиму на вершине Афона? Но, даже будучи певчим, как ты поешь Богу? Твои мысли зачастую пребывают в другом месте, в рассеянии, а не в Боге. А вот теперь послушай, как я пою.

Отец Анфим простер руки к небу и с сильными рыданиями пропел «Аллилуйя». Его глаза наполнились слезами. Трапезник растерялся, и ему стало стыдно.

Затем старец сказал монаху:

– Никого и никогда не осуждай, потому что не знаешь, кому какой дар дается, но внимай больше самому себе.

Брат сделал перед старцем поклон и попросил прощения, дивясь его прозорливости. С тех пор отец Анфим начал ему открываться все больше и больше.

Однажды какой-то монах с насмешкой посмотрел на поведение отца Анфима и подумал: «Что же это за прозорливец? Может, все прозорливцы едят так много?» Старец узнал его помыслы, подозвал к себе и говорит:

– Ты, брат, хочешь стать монахом, однако твои помыслы постоянно стремятся в Россию. А потому поезжай туда, исполни свое желание, но затем возвращайся, и тогда удостоишься стать монахом.

Все до последнего слова старца исполнилось. Действительно, этот брат, соблазнившись своими помыслами, ушел из монастыря и вернулся в Россию. Но через год опять приехал на Святую Гору и принял монашество в той же обители.

Трапезник относился к отцу Анфиму с большим благоговением – считал его святым, но свое восхищение высказывать боялся, зная, как тому не нравятся похвалы. Однажды, когда старец опять пришел в монастырь, трапезник, как всегда, очень ему обрадовался и приготовил еду. Сам же из благоговения не решился сесть рядом. И для того чтобы не дать ему повода что-либо подумать – а старец все замечал, – начал ходить туда-сюда по трапезной. Закончив есть, отец Анфим поднялся из-за стола со словами: «Хорошо-хорошо! Хватит уже! Бог тебя да благословит и да укрепит».

Один русский иеромонах рассказывал тому же брату, как, обуреваемый тоской по родине, однажды он решился уехать со Святой Горы и вернуться в Россию. Когда он размышлял об этом, внезапно в его келлию вошел отец Анфим, который до того ни разу в ней не был, и говорит ему: «Матерь Божия послала меня сказать тебе, отче, чтобы ты не уезжал, потому что, если выйдешь из пустыни в мир, впадешь в грех».

Однажды отец Анфим безмолвствовал где-то на вершине Афона на протяжении достаточно долгого времени. Трапезник начал сильно беспокоиться и молился Богу, чтобы Он возвестил старцу прийти в обитель и помочь ему духовно.

Помысел говорил ему: «Сейчас старец, наверное, где-то в пустыне совсем без сил. А если бы он был здесь, то я приготовил бы ему поесть, сделал бы чаю».

На другой день утром старец пришел в монастырь и, поприветствовав своего друга, говорит ему: «По твоему желанию я спустился с Афона, устал, изранил ноги о камни. Вот чего стоит твой чай!» Брат подивился его прозорливости и попросил у него прощения за то, что вынудил его проделать такой путь.

Однажды тот же брат впал в глубокую печаль и уныние и молился Богу, чтобы Он послал ему его друга, отца Анфима, утешить его. Не прошло и нескольких часов, как отец Анфим предстал перед ним. Скорбящий брат, увидев его, очень обрадовался и спрашивает:

– Как получилось, отче, что ты пришел именно тогда, когда я в тебе сильно нуждался? Старец, улыбаясь, ответил:

– Ты хотел повидаться со мной и просил об этом