голоса:

– Пропустите!

– Разойдитесь!

Оглянувшись, Энтони увидел двух ящеров в доспехах стражников, которые, беззастенчиво орудуя локтями, проталкивались к зданию старшего по вокзалу.

– Пусти! – послышался истошный вопль Толки из приоткрытого окна.

Энтони побледнел и тут же отвернулся, боясь, что его могут как-то связать с происходящим в приемной гнома.

Енот очень живо представил, как ящеры скручивают Толки, как надевают на него кандалы и выводят прочь из кабинета, а коробку с заветным «бомбадилом» забирают как вещдок. Секретарю – а ведь это наверняка она вызвала стражу – выписывают благодарность и вешают на грудь медаль…

Буйная фантазия? Как знать…

Энтони не так много времени провел за пределами леса, но особых иллюзий уже не питал: если изначально мир казался ему любопытнейшим местом, которое хотелось изучить вдоль и поперек, то теперь Енот просто мечтал поскорей и без лишних хлопот достичь Логова Дракона, отдать брату чертовы варежки и вернуться домой, к Дядюшке.

Слишком много разочарований преподнесла дорога.

– В Старую Кирку, – распахнув дверь кэба, сказал Энтони.

Сидящая на козлах фея затушила самокрутку о крыло и начертила в воздухе простой магический знак.

– Бездна тебя побери, – проворчала она, – и да хранят тебя небеса.

И хлестнула плетью огромного сиреневого крылана.

Угораздило же Энтони оказаться в Вокзалбурге, когда все местные гномы отправились обедать! Наш герой потерял в толпе билет, сумку, борода того и лысого менестрелей, кружку пенного эля… да и сам Енот потерялся!

Без твоей помощи, путник, мы ни за что не отыщем пропажу!

Глава седьмая,

в которой Энтони узнает про «карамелум»

Рудокопский поселок Старая Кирка оказался совсем небольшим – порядка тридцати скромных домишек ютились на скромной равнине, а с трех сторон их окружали сопки. С четвертой находилось ущелье, на самом краю которого стояла вышка. От вышки к противоположному краю ущелья тянулся чуть провисший стальной трос. Присмотревшись, Энтони заметил даже трамвайчик, который болтался на этом тросе, – маленький, похожий на жука, он чуть покачивался на ветру.

– И как они ездят над пропастью своей… – проворчала фея, мотнув головой, точно лошадь в загоне. – Ладно у меня крылья есть, а они все разобьются однажды вместе с грузом своим, и все на этом.

Энтони ничего не сказал. Он просто очень живо представил, каково это – ехать над пропастью в подобной консервной банке, и от страха у него тут же перехватило дыхание. А если трос правда оборвется? Хотя, наверное, рудокопы следят за тем, чтобы он был в порядке…

Или не следят?

– С другой стороны, на кой черт им ехать на ту сторону? – фыркнула – снова как лошадь – фея. – В Хофрас они разве что пробники отправляют…

– Пробники? – эхом повторил Энтони.

– Ну да. Пробники того, что они в шахтах этих добывают. А вы чего сюда вообще едете, если таких вещей не знаете? – Фея удивленно посмотрела на пассажира.

– Мне как раз на ту сторону надо, – нехотя признался Энтони.

– А вам-то зачем?

– Просто надо, и все, – неожиданно зло ответил Енот.

Кажется, впервые с начала путешествия он не ответил на вопрос прямо. Надоело уже слушать все эти изумленные ахи и охи про безумство и отвагу, прочую ерунду, связанную с путешествием в Логово Дракона.

«Мое личное дело – куда иду и зачем, – решил Энтони. – И перед извозчицей я точно отчитываться не буду».

– Ну, не хочешь рассказывать, как знаешь, – с долей обиды в голосе произнесла фея и отвернулась. Она остановила кэб в сотне шагов от поселка и, постучав по счетчику, процедила:

– Давай живей денежку, мне уже обратно в Вокзалбург надо, настоящие дела не ждут.

– А я думал, у вас дело – это извоз, – удивился Енот.

– Шутишь? – Фея презрительно фыркнула. – Извоз – это так, для души, а деньги я в другом месте зарабатываю.

Многозначительно хмыкнув, Энтони отдал фее за проезд и выбрался наружу. От денег, что дал ему Толки, осталась ровно половина. Свернув последние купюры в трубочку, Энтони спрятал их обратно в карман и пошел к поселку.

У крайнего дома на двух бревнах, лежащих друг напротив друга, сидели трое рудокопов – здоровяки в белых касках, с перепачканными пылью лицами. Между ними, смешно подпрыгивая, выхаживала страшная рукокрылая птица и громогласно вещала:

– Но не волнуйтесь: хитрый контрабандист был задержан стражей вместе с запретным снадобьем…

– Ничего не понял, – сказал один из здоровяков птице. – Можешь нормально сказать? По-человечески?

Птица покосилась на него, но как будто сделала вид, что не услышала, и продолжала:

– Знахари в один голос говорят, что от запретных снадобий пользы никакой, а вот местные, фрайвурские, сделают вашу чешую гладкой и блестящей…

Недовольный рудокоп цокнул языком, отвернулся и, увидев Энтони, нахмурился.

– Эй! – воскликнул он. – Паренек! Ты чьих? По работе пришел?

Страшная птица, сбитая громким возгласом, уставилась единственным глазом на Енота, которому тут же стало неуютно.

– Нет, не по работе, – прошептал Энтони. – Я так… мимо шел.

– Лодырь, что ли? – хмыкнув, спросил Недовольный. – Ну так бери кирку, мы тебя быстро научим… вкалывать на благо отца-Дракона!

– Да мне не надо. Мне бы вашим трамвайчиком воспользоваться, – сказал Энтони. – Если можно. Мне просто на ту сторону нужно попасть.

Все, включая странную птицу, удивленно захлопали глазами.

– Только не спрашивайте, пожалуйста, куда я иду, – спешно добавил Энтони. – Просто скажите, можно ли воспользоваться или нет. Это важно, очень.

– Ну, допустим, трамвайчик через пару часов идет на ту сторону, – недовольно сказал Недовольный. – Платишь, сколько не жалко, едешь в нем. Такие правила у нас тут сто лет уже заведены.

Птица, потоптавшись на месте, взмахнула руками-крыльями и воспарила в небо. Видимо, Энтони ей почему-то не понравился. А может, она обиделась, что все про нее забыли.

– Ну вот, так и не договорила, чего там с микстурами, – вздохнул один из рудокопов, с грустными зелеными глазами, которые на черном от пыли лице выглядели как два изумруда.

– А ты будто до этого понимал, чего она там вещает? – фыркнул Недовольный.

– Не понимал, но надеялся, что пойму, – грустно сказал Грустный.

– Лучше б объяснила, почему «карамелум» такой дорогой, – буркнул третий рудокоп, хмурый и, по ощущениям, самый старый из всех. – Вот ты, малец, как думаешь?

– Знать бы еще, о чем вы вообще, – с обезоруживающей улыбкой сказал Енот.

– Как – о чем? Ты что же, никогда «карамелум»