– То есть вы не знали, что его зовут Роберт Хейворт? – уточняет Ивон. Краем глаза я вижу, что смотрит она на меня – не на Шона.

– А он нам, кажется, имени-то своего и не называл. Элвис и Элвис. Как он, в порядке? Мы с Тони как раз вчера вечером его вспоминали – дескать, чего-то Элвис не появляется.

– Когда? – криком вырывается у меня. – Когда вы его в последний раз видели?

Шон сдвигает брови. Я его напугала. Идиотка.

– А вы вообще кто? – спрашивает он.

– Я подруга Роберта. – Никогда такого не говорила, а сейчас хочется повторять снова и снова. Если бы я могла сказать «жена»…

– Он когда-нибудь упоминал имя Наоми? – слышу я голос Ивон.

– Не-а.

– А Джульетта?

Бармен качает головой. Явно осторожничает.

– Послушайте, это очень важно, – говорю я как можно спокойнее, приглушив голос. – Роберт пропал. С прошлого четверга…

– Погоди, – прерывает меня Ивон, касаясь моей руки. – Это предположение, наверняка мы не знаем.

– Знаем! Я знаю. – Я отдергиваю руку и снова обращаюсь к Шону: – Когда вы его видели?

– Где-то около того, – задумчиво кивает бармен. – В четверг. Или в среду. Как-то так. А он обычно каждый вечер заглядывает пивка глотнуть да поболтать, вот мы с Тони и удивились, что его несколько дней подряд нет. Хотя это обычное дело. Ходит-ходит клиент к нам, годами ходит как часы, а потом вдруг – бац! И нету его. И больше носа не кажет.

– А он не предупредил, что уедет куда-нибудь? – спрашиваю я, уже зная ответ. – Не говорил об отпуске и тому подобном?

– Может, упоминал Кент? – добавляет Ивон.

Бармен качает головой:

– Не-а, ниче такого не говорил. Наоборот, как всегда, «До завтра» сказал и отвалил. – Шон опять смеется. – Знаете, он любит сказануть: «До завтра. Увидимся, если доживем». Представляете? Если доживем! Каков негодник.

Опустив голову, я смотрю на темный дощатый пол, пульс стучит в ушах. При мне ты ничего подобного не произносил. А вдруг ты хотел так намекнуть Шону о чем-то? И вдруг на этот раз не дожил?

Ивон благодарит бармена за помощь, словно разговор уже закончен. Только теперь я понимаю, что надолго онемела.

– Погодите! – Я вытаскиваю себя из марева ужаса. – Как ваша фамилия? И Тони – как его фамилия?

– Наоми… – У Ивон испуганный голос.

– Ничего, если я назову ваши имена полиции? Повторите им все, что рассказали нам, и подтвердите, что Роберт пропал!

– Шон этого не говорил, – возражает Ивон.

– А я не против, называйте. Мы ж с Тони и вправду решили, что дело нечисто. Моя фамилия Хеннед. Шон Хеннед. А Тони у нас Уилдер по фамилии.

– Жди здесь, я быстро, – прошу Ивон и вылетаю из бара, не дав ей шанса опомниться.

Снаружи я сажусь за один из белых металлических столиков, потуже запахиваю пальто, прячу ладони в рукава. Клиенты Шона еще не скоро будут выходить сюда с бокалами. Весны пока нет, одно название. Поглядывая на трех лебедей, плывущих в ряд по реке, я набираю номер, добыть который оказалось непросто, добрый час утром потратила, чтобы узнать, как напрямую соединиться с отделом уголовного розыска полиции Спиллинга. Хотела тут же позвонить – узнать, что конкретно предпринимают для твоих поисков сержант Зэйлер и констебль Уотерхаус, но Ивон удержала. Дескать, я тороплю события и надо дать людям время.

Я-то уверена, что люди эти ровным счетом ничего не делают. Вряд ли кто-нибудь из них оторвал задницу от стула ради того, чтобы помочь тебе. Они с ходу решили, будто ты меня бросил, предпочел остаться с женой, а мне в лицо сказать боишься. Только ты и я знаем, до чего это нелепо.

Трубку снимает детектив-констебль Гиббс. Говорит, что ни Зэйлер, ни Уотерхауса нет на месте. Манеры у Гиббса бесцеремонные, на грани хамства. Цедит слова, будто мои вопросы ему противны и он мечтает побыстрее отделаться. По крайней мере, такое у меня впечатление. Должно быть, уже наслышан обо мне и считает, что я прицепилась к тебе как репей, не даю продыху, да еще и полицейских не по делу дергаю. Я говорю, что хочу оставить сообщение, и Гиббс якобы берет ручку и записывает данные Шона и Тони. Вранье. «Есть», – рявкает он чересчур быстро. Если человек действительно что-то записывает под диктовку, это всегда можно понять. Он бормочет себе под нос, повторяет слова, переспрашивает.

Детектив-констебль Гиббс ничего такого не делает. И дает отбой, не дослушав меня.

Я подхожу к выкрашенным белой краской железным перилам, что отгораживают террасу от реки. Надо еще раз позвонить в участок, потребовать самого старшего, кто у них там есть – главного констебля, главного суперинтенданта, – и закатить скандал, чтобы неповадно было так со мной обращаться. Скандалистка я феноменальная. Собственно, потому мы с тобой и познакомились, потому ты в меня и влюбился. Та к ты всегда говоришь. Я не догадывалась, конечно, что ты наблюдаешь за мной, прислушиваешься, иначе поумерила бы слегка свой пыл. Какое счастье, что вышло по-другому. «Прекрасная в своей ярости». Так ты назвал меня в тот день.

Тебе самому и в голову не придет чем-нибудь возмутиться – я имею в виду, в твоих собственных интересах, а меня ты всегда готов поддержать. Но потому-то тебя и восхищает мой боевой дух, мое убеждение, что беды и убогость – вовсе не обязательная составляющая жизни.

Мне хватает наглости до смешного высоко задирать планку требований, и тебя это поражает.

Не могу сейчас вернуться в бар – слишком взвинчена. Злые слезы жгут глаза, размывая очертания серой холодной реки. Терпеть не могу себя, когда плачу, просто ненавижу. Ничего хорошего слезы не приносят. И где все мои клятвы быть сильной и стойкой, торчу тут на террасе и плачу. Одна патетика.

Ивон опять скажет, что надо дать людям время, но с какой стати? Где, спрашивается, сейчас сержант Зэйлер и констебль Уотерхаус? Почему не в «Звезде»? Почему не расспрашивают Шона о тебе? Дадут ли они себе труд доехать до твоего дома и поговорить с Джульеттой? Пропавшие без вести любовники наверняка числятся последними в списке их забот. Особенно теперь, когда вся страна наводнена маньяками, готовыми взорвать себя, а заодно вагон, полный ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей. Полицейских в наши дни интересуют только массовые преступления.

У меня подскакивает сердце, когда зарождается и начинает обретать форму невероятная идея. Я пытаюсь ее отпихнуть, она сопротивляется, медленно выплывая из тени, как силуэт из пещеры. Я вытираю глаза. Нет, исключено. Нельзя этого делать. Сама мысль об этом выглядит предательством по отношению к тебе. Прости, Роберт. Я определенно схожу с ума. Никто такого не сотворил бы. И вообще, это физически невозможно – я просто не выговорю нужных слов.

«Ну кто так поступает? Да никто!» – сказала Ивон, узнав, как мы с тобой познакомились, как ты заставил меня обратить на тебя внимание. Я передала тебе слова Ивон, помнишь? Ты улыбнулся: «Скажи своей подруге, что такой уж я человек – способен на то, о чем другие и помыслить не могут». Ивон выслушала меня и сунула два пальца в рот, имитируя рвотные спазмы.