– Она… беременна…

– Сонечка беременна? – не поверила я.

– А Сонечка – это кто? – спросила киоскерша, решив, что имеет право знать, не зря ли потратила свой пустырник.

– Сонечка – наша дочь, – ответила я.

– Ну… де-е-евки! Это ж дело жите-е-е-ей-ское! – разочарованно протянула тетка. – Я-то подумала, что у вас кто-то умер.

Она обиженно захлопнула свое окошко, а мы с Альбинкой пошли к остановке автобуса.

– Когда ты узнала? – строго и по-деловому спросила я подругу. С ней же иначе нельзя.

– Сегодня утром.

– Она тебе призналась?

– Ее сегодня рвало.

– Мало ли что рвало. Может, у нее несварение желудка?

– А слезы по ночам?

Еженощные слезы, перешедшие в утреннюю рвоту, тоже показались мне подозрительными, и я спросила:

– А что она сама говорит?

– То и говорит…

– Альбинка! Почему из тебя все надо клещами вытаскивать? Можешь ты сразу все рассказать?

– Могу. Ей было так плохо, что она вынуждена была признаться, что беременна.

– Она была у врача?

– Нет, не была, но каждая женщина и без врача поймет, что беременна.

Опыта в подобных делах у меня не было, поэтому я поверила подруге на слово и снова принялась расспрашивать:

– А кто у нас счастливый папаша?

– В том-то и дело… – Глаза Альбинки опять наполнились слезами. – Это как раз тот мальчик… помнишь, я тебе говорила… Сонечка в него влюблена, а он на нее даже не смотрит.

– Ничего себе – не смотрит! Как это он, не глядя, умудрился ребенка ей запупырить?

Честно говоря, Сонечку очень даже просто не заметить. Думаю, вы вполне можете представить себе, кого могли произвести на свет две бледных спирохеты: Альбинка и очень светлый блондин Ромочка. Кожа у Сонечки была такой прозрачной, что просвечивали голубые жилочки на висках, шее и тонких руках. Если у матери волосы еще хоть как-то желтились, а кок у папаши в последнее время стал отливать благородной платиной, то кудри Сонечки напоминали пучок тонких белых катушечных ниток под № 60. Глаза девушки цвета выгоревшего дешевенького голубенького ситчика, а на губы у ее организма и вовсе не хватило краски. В жилах Сонечки вяло пульсировала блеклая разжиженная кровь двух альбиносов, и я никак не могла взять в толк, как она умудрилась раззадориться до секса.

– Ну и что вы намереваетесь делать? – спросила я несчастную подругу. – Надеюсь, не аборт? Имей в виду, я не дам тебе калечить девчонку!

– Конечно, не аборт, что ты! – замахала руками Альбинка. – Я, знаешь, думаю, может, поговорить с ним?

– С кем? С этим половым извращенцем?

– Откуда ты знаешь, что он извращенец?

– Только извращенец мог поднять свой… в общем, польститься на нашу девочку! Она же еще совсем ребенок!

– Он сам такой же ребенок. Не забывай, что они учатся в одной группе.

– Это еще ни о чем не говорит. В наше время не только в училище, но и в среднем звене очень средней школы можно отыскать таких бывалых… В общем, тебе и не снилось! И что же ты хочешь ему сказать?

– М-может… он женится?

– С ума сошла! На что тебе целых три ребенка?

– Зато по-людски…

– Сама говорила, что он на нее даже не смотрит.

– Может, когда узнает о ребенке, посмотрит, а?

– А он, значит, ничего еще не знает?

– Сонечка не сказала…

– А вот это очень зря. Он должен знать, куда могут завести сексуальные игрища!

– Это, Наташа, давно уже все знают…

– Знают, – не стала спорить я, – но теоретически. А мы ему раз – и результаты практических занятий. Поехали!

– Куда?

– В училище. Не женим, так хоть морду набьем!

– Так уж вечер… занятия кончились…

– Да, верно… – огорчилась я, потому что руки у меня уж очень чесались. – Ну ничего! У нее живот, как я понимаю, на нос еще долго не полезет, так что время у нас есть. Немедленно езжай домой к ребенку, а завтра возьмем по пол-отгула и поедем в училище квасить этого папашу.

– Может, лучше без рук?

– На месте разберемся, что лучше.

На следующий день на работе я была тише воды и ниже травы, потому что думала только о Сонечке. Она вчера была в таком плачевном состоянии, что Альбинка уже поздним вечером вынуждена была вызвать меня к себе на дом в качестве психотерапевта. Бледность Сонечки была обычным ее состоянием, но вчера вечером бедная девочка была сине-фиолетовой от горя и любви одновременно. Выяснилось, что она любит этого Даниила больше жизни, что сознательно пошла на секс, чтобы у нее хоть что-нибудь от него осталось на память. Даниил ни в чем не виноват, потому что Сонечка сама так захотела. Она знает, что Даниил ее не любит, а любит Кристинку Рябышеву, у которой каштановые кудри до пояса и черные глаза на пол-лица. Слезы нескончаемым потоком лились из голубеньких глазок нашей девочки. Я пыталась говорить какие-то слова, произносить какие-то двусмысленные сентенции, но в конце концов призналась, что психотерапевт из меня никакой, и мы дружно прорыдали втроем весь оставшийся вечер.

Таким образом, на рабочее место я явилась с заплывшими глазами, бледным лицом и горестными складками у губ в стиле самой настоящей тургеневской девушки, изнемогающей под бременем безответной любви.

– Я и не думала, что все настолько серьезно, – испугалась за меня Надя Модзалевская, а Володька Бондарев, проходя мимо уткнувшегося в монитор Беспрозванных, сказал:

– Кретин! Ты посмотри, какие женщины из-за тебя убиваются!

«Кретин», оторвавшись от компьютера, никак не мог сообразить, про каких таких женщин идет речь, и даже на всякий случай зыркнул в сторону начальницы Юлии Владимировны. Та интимно говорила по телефону, и Бондареву пришлось прямо показать бестолковому Валерию Георгиевичу на меня. Я тяжело вздохнула по Сонечке и углубилась в справочник молодого рабочего за 1962 год.

Надя с Володькой в течение первой половины рабочего дня по части оказания мне дружественной помощи превзошли все мои ожидания.

Бондарев еще три раза обозвал Беспрозванных кретином и несколько раз довольно громко сказал:

а) такие женщины на дороге не валяются;

б) если бы по нему, Бондареву, так сохли, то он не сидел бы, как дурак, за компьютером;

в) если он будет продолжать сидеть, как дурак, за компьютером, то найдутся другие, которые сидеть не будут;

г) и д) – в таком же духе.

Надя Модзалевская тоже довольно громко произнесла следующее:

а) Наташенька, не стоит так переживать, будет и на твоей улице праздник…