– Да, мистер Сойер, – произнес несколько смущенный Коллинз. – Прошу вас… Конечно, конечно, это будет очень уместно…

Отставной бригадный генерал еще раз откашлялся и начал так:

– Да, я никогда не забуду мистера Авраама Линкольна – это был великий человек… В нем воплотилось все величие Америки, леди и джентльмены… Я никогда не забуду его речи… Это была торжественная и величественная речь… Вот, леди и джентльмены, послушайте, какие замечательные слова… – Набрав в легкие побольше воздуха, мистер Сойер начал: «С любовью мы надеемся и с жаром мы возносим свои молитвы о том, чтобы это ужасное бедствие войны поскорее закончилось. Однако если Богу угодно, чтобы она продолжалась до тех пор, пока все богатства, накопленные на протяжении двухсот пятидесяти лет самоотверженного труда, были уничтожены, и до тех пор, пока за каждую каплю крови, выступившую от удара кнутом, не будет заплачено кровью, выступившей от удара меча, как это было сказано три тысячи лет назад, тем более мы должны сказать, что «суд Божий является праведным и справедливым».

Присутствовавшие, которые в большинстве своем прекрасно знали, что отставной генерал, сев на своего любимого конька, закончит не скоро, пока не скажет все, что знает о президенте Линкольне, как-то сникли.

Скарлетт прищурившись, презрительно покосившись на генерала, пригубила свой коктейль и легонько подтолкнула Ретта в бок…

– Ретт…

Тот обернулся.

– Что, дорогая?..

Она в ответ только поморщилась – было заметно, что каждое слово, которое произносил Дейл Ганнибалл Сойер, было ей неприятно.

– Что, дорогая?..

– Пойдем отсюда…

Ретт округлил глаза.

– Что ты, что ты… Неудобно…

Скарлетт тяжело вздохнула.

– Плевать я хотела на неудобства, – раздраженно прошептала Скарлетт.

Однако Батлер, ободряюще улыбнувшись, поспешно возразил:

– Нет, ладно, давай еще посидим… Не все ли равно, где сидеть – дома или тут?.. Да, я понимаю, что этот отставной генерал армии янки – далеко не подарок, по всему заметно – он ничем не отличается от тех вояк, благодаря которым мы и проиграли тогда… Но не все ли тебе равно, кого слушать?..

– У этого генерала такой вид, будто бы он священник на воскресной проповеди, и мы все должны внимать ему с таким же вниманием, – произнесла Скарлетт.

Ретт, взяв ее ладонь в свои руки, нежно погладил ее и повторил:

– Успокойся, успокойся…

И Скарлетт, не найдя в себе желания возражать, отвернулась…

А Дейл Ганнибалл Сойер все так же говорил, говорил, говорил…

Скарлетт почему-то вспомнила давно увиденную картину: дорога в Тару…

Какой-то жутко оборванный, бородатый человек идет в их поместье… У него ввалившиеся глаза и изможденное лицо. На теле – дырявые синие лохмотья – остатки военной формы обеих армий…

Тогда Мамушка набросилась на него прямо с порога, дала одеться и усадила за стол… Почему-то Скарлетт теперь явственно вспомнила, что в тот вечер на ужин подали жареных перепелов…

И почему такие детали врезаются в память?..

Все, впрочем, правильно – в памяти всегда, как правило, фиксируются только детали…

И все-таки – непонятно…

Во всяком случае, Скарлетт старалась об этом не думать – ей стало неприятным и это воспоминание, и разглагольствования этого несносного отставного генерала Сойера…

Она попыталась отключиться, но до ее слуха, как сквозь толщу воды, то и дело долетали обрывки фраз:

– …основополагающие ценности… на которых зиждется порядок… победа над конфедератами… переломная веха в истории Соединенных Штатов…

«Перепела, – вновь подумала Скарлетт, и почему это вдруг я так внезапно вспомнила, что в тот вечер Мамушка подала к столу перепелов?..»

Кстати, следующим блюдом как раз и были эти самые перепела.

У хозяйки вечера, достопочтенной миссис Коллинз, которая точно так же, как и Джонатан, любили старинные пионерские обычаи, не вызывало никакого сомнения, что первые покорители Дикого Запада поедали их в изобилии; хотя конечно же, им не могли подавать этих птичек в симпатичных кастрюльках из огнеупорного стекла, этого практичного изобретения нашей эпохи, и едва ли умели готовить такой замечательный грибной соус… Такого в дощатых салунах и тавернах тех времен просто не знали…

Конечно же, перепела – это настоящий деликатес, достойный собравшихся леди и джентльменов. Эти маленькие теплокровные создания, летающие так быстро и далеко, нуждаются в очень развитых грудных мышцах, крыльях, которые как раз и образуют лакомый кусочек к такому вот званому ужину; но лучше всего не пытаться есть их в столь изысканном обществе, где периодически приходится вытирать пальцы о салфетку, украшенную ручной вышивкой, как это только что сделал этот невоспитанный отставной бригадный генерал от инфантерии…

А Дейл Ганнибалл Сойер между тем все продолжал, продолжал, продолжал, больше и больше впадая в патриотический экстаз:

– О, послушайте, послушайте… Президент Линкольн, этот великий человек, говорил тогда: «Не обращая ни к кому злобы, обращая ко всем свое милосердие, проявляя твердость в правом деле, когда Господь дает нам возможность видеть нашу правоту, давайте же стремиться к тому, чтобы решать стоящую перед нами задачу: перевязать раны страны, позаботиться о тех, кто вынес тяготы битвы и пал в ней, вдовах и сиротах, – делать все, что могло бы способствовать достижению справедливого и прочного мира, как среди нас, так среди и прочих народов…».

Последняя фраза была произнесена отставным генералом, что называется, на одном дыхании. Обведя взглядом слушателей и почему-то остановившись на Скарлетт, Дейл Ганнибалл Сойер важно, с достоинством произнес: – Это – самое выдающееся достижение Авраама Линкольна… Да. Оно отражает высочайший интеллектуальный и нравственный уровень Америки… – Помолчав, он сказал: – Я кончил, господа…

Послышались жидкие аплодисменты. Батлер ради приличия сделал несколько вялых хлопков. Не аплодировала одна только Скарлетт – это, кстати, не укрылось от взора отставного генерала…

Жареные перепела были доедены быстро, наступила очередь кофе…

Лакеи, бесшумно ступая, точно обутые в бархат, принесли кофе в изящных фарфоровых чашечках, которые когда-то, в незапамятные времена, были привезены предками Джонатана Коллинза из Англии, и хранились теперь, как фамильные драгоценности; их мыли только под наблюдением мажордома, отдельно от рабочей посуды. Появление этих чашек вызвало интересную беседу между миссис Коллинз и женой одного из гостей мистера Коллинза.

После того, как мужчины пошли в курительную комнату, мистер Сойер подошел к Скарлетт.

– Миссис…

Та холодно кивнула: