Сперва она обратилась к человеку, который звался профессор Логос и, кажется, стоил недорого. Он пользовался не хрустальным шаром, а словарем Вебстера. «Ну, что вы скажете на этот счет? — спросил он, как только Элла уселась. — Здесь (он похлопал по обложке) «вазелин» и «вертихвостка» идут перед «влагалищем», а «лоно» — после «ласки». Здесь (он взял со стола новое, дополненное издание словаря) умещается весь мир, это единственная в мире по-настоящему святая и честная книга; в ней есть все, и все упорядочено.

Вы знаете, что такое мир, миссис Гесс? Это сердцевина У-МИР-АНИЯ. Я знаю, это звучит невероятно, не так ли? Однако за «любовью» следует «люэс»! Ну, как вам это нравится? А «проститутка» уютно расположилась между «правдой» и «простотой». Это верно — правда всегда продажна. Как вам это нравится? Да, миссис Гесс, «умирание» без приставки и суффикса. Вселенная, космос просто-таки набиты законами под завязку, как папка юриста, но все они лишены смысла. «М» или «Р» — вот ключ к ним. Почему, скажите, почему вы чувствуете себя в безопасности, когда играете в нарды, положив две фишки на квадрат? Потому что так играл Нарди, верно? Но есть и «участь», и «участие», миссис Гесс. Завет, зевота, земля, зло. Вот я и гляжу, как слова падают, попадают в цель или мимо, обнажаю их взаимосвязи. Утроба и угроза. Как вам это нравится? Я начинаю со слова и иду вверх или вниз. И я разбираю их и толкую. Небесный, небывалый, неженатый, неживой. У Вебстера вы найдете соответствия всем чудесам света… вот вам несколько примеров. «Весть» и «Вебстер», кстати, «весы» и «вест». Видите? Семя, сеяние, сияние, сон. Теперь прошу внимания, миссис Гесс, посмотрим: что следует за вашим именем? Гессенская ткань, грубая мешковина из пеньки или джута. Далее: Гестапо — тайная полиция. Однако имеется также богиня домашнего очага — Гестия. Что эти слова говорят мне, что я узнаю? Ага, еще есть гетера. Как правило, рабыня. Я выкладываю слова, как другие выкладывают карты. Кстати, после «карты» идет рак — «карцинома». Как вам это нравится? Стой, спой, смой, слой, свой. Убедительно. А теперь послушаем, что дает звучание слова «свой». Мы имеем «вой», «своя», «свая»… Стоп! Заметьте, хорошенько заметьте, — вскричал профессор Логос со свойственным ему энтузиазмом, — еще одну взаимосвязь: жена, жеребец, живчик, жребий. Ну и конечно же, есть еще «выть» и «вить»… Послушайте, миссис Гесс, не водите меня за нос, вы, случаем, не моя конкурентка? Теперь возьмем слово «усохший»», — продолжал он с улыбкой. Тогда Элла сказала: «Ваше настоящее имя Гэлвин. Я вас знаю. Меня прежде звали Элла Бенд. Вы продаете обувь, и мажете голову бриолином, и любите щупать ноги. Я знаю вас. Вы — Фил, мой Фил, и вы грозили кулаком моему отцу».

Мадам Бетц, без сомнения, работала с большей отдачей. Она пользовалась хрустальным шаром, но у нее была своя слабость — заклинания. Стоило Элле войти в ее трейлер, мадам Бетц заводила заклинания, положенные для четверга. И пошло-поехало: «Кадос, Кадос, Кадос, Эшерайя, Эшерайя, Эшерайя, Хатим, Айя, — имя за именем — Кантин, Хаим, Яник, Ойе, Кальбот, Шаббад, Берисай, Альнаим», — пока ангелы, звезды и планеты не вступали с нею во взаимодействие, и наконец вызывался сам Адонаи: «На-Ним-Ним-На», чтобы прислал Шиэля, великого ангела, верховного правителя четвергов, и тот являлся в виде змейки зеленоватого дыма, который силой заклинаний втягивался в ее шар. Похоже, заклинание было могущественное, но Элла понимала, что не сможет запомнить его полностью, и когда она сказала мадам Бетц, что хочет в первую очередь избавиться от своего дара, мадам Бетц испугалась и прогнала ее. Элла, однако, проявила настойчивость. Она приходила еще и еще. Она умоляла: «Неужели вы не поможете мне найти кого-то, кому это понравится, кому я смогу это все передать? Какая-то Клара? Так зовут мою соседку». «Нет, нет, конечно же, нет, — возражала мадам Бетц, — ваш дар — это не такой орган, который можно отделить и отдать. Я никому их не передам. Идите отсюда, да поскорее!»

Часто мадам Бетц пыталась прятаться. Зачем вы так, говорила Элла, я же всегда знаю, где вы, и потом это неприлично. Затем Элла стала искать чары против ясновидения, какое-нибудь заклинание, которое сработает хотя бы на некоторое время, а потом, когда ослабеет, можно будет его возобновлять, что-то вроде поддерживающего лечения при раке. Но мадам Бетц отказала ей и в такой помощи. «Ни-ни, — говорила она, — нельзя лечить наружными средствами то, что прячется внутри!» И это было последнее мудрое речение, которое Элла получила от нее, потому что по мере усиления способностей Эллы стало очевидно, исходя из превосходства ее над мадам Бетц по всем физическим параметрам, что если уж она сама себе не может помочь, то, конечно, бедненькая мадам Бетц, с ее близоруким, искаженным зрением, с потертой чашей и мелкой магией, ничем не могла быть ей полезна. И как раз когда она пришла к Мадам в последний раз с визитом вежливости, муж Эллы ворвался в помещение. Он, естественно, кричал, как всегда, но размахнуться ему было негде, ведь в трейлере тесно. Элла тогда ускользнула сквозь кристалл. Мадам Бетц взвизгнула. А Эдгар пошел крушить ее обстановку.

Хорош был темный парок, хороша и серебряная ложечка, и теплое прикосновение фарфора. «Ты бы уж прямо лила свой кофе прямо в сахарницу», — предлагал ей муж. Она неизменно отвечала, что слишком сладкие напитки оставят ее без зубов. Глядя, как она растворяет сахар в кофе, ложечку за ложечкой, муж стонал и закрывал утомленными ладонями лицо. Мадам Бетц тоже обожала сыпать много сахара. «Не будем отказывать себе в сладеньком, милочка, так?» — приговаривала она, задумчиво помешивая какао.

Он скоро приедет домой. К Элле Бенд. «Бенд» — это почти «Бенц», только она никуда не едет. Она вытащила карты из-под подушки. Еще глоток-другой. Когда они поженились и отправились в свадебное путешествие, муж сказал: «Теперь ты — Элла Гесс, урожденная (по-французски nee) Бенд». Он весь истекал довольством и потирал переносицу. Нужно было ответить: «Ты произносишь nee как «не-е»». До сих пор она жалеет, что не сказала так. Глоток-другой. Перенести чашку на стол или не надо? Не надо. Пусть разобьется другим разом. Тогда в гостиничном номере он хлопнул ее по заду и сказал: «Nee Бенд». Нужно было ответить: «не-е», то есть «нет»! До сих пор жалко, что не сказала так. Послышалось вульгарное посвистывание, и она подумала: мне просто нужно убедить его переехать. Переехать? Она привычным движением тасовала карты. Следовало бы также отогнать миссис Мэггис, незачем ей совать сюда нос, пока еще незачем. Наступает вечер — сырость, свежесть, сумерки. Его задерживают светофоры и транспортные пробки. Еще и акселератор барахлит. В хорошеньком же настроении он приедет. Элла засунула носовой платочек в рукав и присела к кухонному столу с колодой карт. Конечно, раскладывать карты не имело никакого смысла — она и так знала, что они скажут. Если выкладывать медленно, муж вломится в дом на седьмой карте. Для начала — король бубен, весьма представительный седовласый мужчина. Защитник, это хорошо, но легко раздражается. Бедный старичок. Когда-нибудь придет конец, и он умрет, и она умрет, и всякие такие чувства останутся позади. Быть может, тогда они станут друзьями. Теперь пиковая дама, очень неприятная женщина, темная личность, да, все отлично стыкуется: лживая женщина, интриганка. Ну, так тому и быть, хотя черная дама может означать и вдовство. Следующей будет тройка бубен — ага, вот и она, в полном соответствии с прогнозом, а это означает домашние проблемы, ссоры, драку. Стол блестел под лампой, Элла моргала. Карты хлопали по столу. Опять пики — пятерка, знак дурного настроения. Карты излишне болтливы, этого можно было и не говорить. И снова пики! Почему так много? К чему бы это такое сборище? На этот раз тройка — ох, не помню, это к путешествию? Или к слезам? Будет буча не легче той, сентябрьской, никаких сомнений. Странно, что я не плачу, когда меня бьют. Глаза, конечно, наполняются слезами, и все видится как-то смутно. Но я не плачу. Времени на это не остается. Элла нащупала платочек. Нет, не сейчас. Еще не сейчас. Эдгар уже подъезжает, а мне нужно выложить еще одну карту.