Начало 1946 года

Рисовые поля здесь тянутся почти до самого края джунглей. Несколько водяных буйволов лежат в пруду, погрузившись по спину в мутную воду. Время от времени один из них поводит ушами. На грунтовой дороге буйвол запряжен в двухколесную телегу, его голова опущена, будто он спит стоя. Небольшая группа крестьян, на которых только широкие соломенные шляпы, рубашки и набедренные повязки, работает, наклоняясь к воде, достающей до самых икр. Если один из них делает шаг, раздается чавкающий звук. Других звуков нет, они работают в тишине, словно немые. Без слов сажают они в илистое дно свежие ростки риса. День клонится к концу,  в остальном время никак о себе не заявляет, словно оно под запретом, — не существует и настоящего, ибо каждое сделанное движение руки — уже в прошлом, а каждое последующее — в будущем. Все здесь находятся вне истории, которая в своей скрытности не допускает настоящего. Сажают рис, собирают урожаи, снова сажают рис. Королевства испаряются в дымке. Тишина. Внезапно в немоту вечности врываются выстрелы. Крестьяне бегут.

Онода и два его солдата прорываются из джунглей на открытое пространство. Каждый знает, как действовать. Онода делает еще один выстрел вслед убегающим людям, Козуки бесцеремонно пускает пулю в голову буйволу, запряженному в повозку, Симада тут же быстрыми движениями отрубает ему задние ноги. Они работают слаженно, они уже делали это раньше. Козуки нарезает длинные полоски мяса вдоль позвоночника. Никто не выходит из стоящего вдалеке селения. Водяные буйволы скучают в грязи. Но вот нагруженные тяжелой добычей солдаты отступают. В дополнение к куску мяса, прикрепленному сверху к рюкзаку, Онода несет на руках всю заднюю ногу буйвола так, словно это раненый товарищ.

Солдаты знают, что в наступающей темноте даже хорошо вооруженный отряд противника не последует за ними в джунгли.

— Наш лучший друг — туман, — замечает Онода, продолжая разжигать тлеющий костер. Джунгли пронизаны туманом, сыплется мелкий дождь. Только в тумане можно скрыть дым и, следовательно, свое местоположение. Симада бросает в огонь кору, которая превращает темный дым в белый, по цвету походящий на туман. Полоски мяса висят на импровизированной решетке да копчения. В жарком и влажном климате сырое мясо сгнило бы за пару дней. Есть время мяса, время кокосов, время риса. Онода устраивает налеты на сборщиков урожая, конфискуя обычно два мешка риса, но никогда больше. Он не хочет, чтобы за ним гонялось слишком много вражеских солдат, он хочет максимально освободить остров от филиппинских войск. Императорская армия не должна встретить по возвращении чрезмерного сопротивления. Однажды, когда он ночью проникает в Тилик, происходит открытое столкновение. На стороне филиппинской армии есть раненые, Симаде пуля попадает в левую ногу. Эта рана еще долго будет его беспокоить. С этого момента количество противников значительно увеличивается, давление на трех неуловимых японских солдат становится более ощутимым. В местах, где Онода может оказаться с наибольшей вероятностью, то и дело ставят засады, случаются короткие перестрелки. Осторожность Оноды — это осторожность дикого животного. Покрытые джунглями склоны вполне безопасны, но на Лубанге не осталось ни одного водоема, где бы не таилась угроза. Время от времени Онода внезапно выходит из джунглей и делает выстрел над головами испуганных деревенских жителей, просто чтобы показать, что он все еще здесь, что он все еще удерживает остров. Он становится мифом. Для местных жителей он — призрак леса, о котором говорят только шепотом. Для филиппинской армии, которая не может его заполучить, он — постоянное напоминание о ее некомпетентности, но в то же время о нем говорят с любовью, словно о талисмане. Два солдата, которые во время перестрелки намеренно целились намного выше его головы, получают выговор. Но есть и погибшие среди военных и мирных жителей. Онода никогда это не комментировал, не было и официальных заявлений от филиппинских властей. Японские газеты до сих пор не дают людям забыть об этой одинокой войне, поддерживая миф о храбром солдате и в то же время постоянно напоминая о болезненном поражении Японии во Второй мировой.

ЛУБАНГ

Сезон дождей 1954 года

Онода и оба его солдата каждый день пребывают в движении, не оставляя ни малейших следов. Только во время трехмесячного сезона дождей они могут хотя бы отчасти почувствовать себя и безопасности. Едва ли войска отправят под проливной дождь в сезон тайфунов, и на это время Онода строит надежное укрытие из тонких бревен, ими же устилает пол. Он всегда выбирает самые густые джунгли на самом крутом склоне; и стене, обращенной к долине, всегда есть щели, чтобы в любой момент можно было увидеть приближающихся врагов.

Сверху убежище защищает дренажная канава, а чуть дальше находится уборная.

Запасы риса, зеленых плантанов и копченого мяса хранятся в специальной нише. Все трое особенно ценят это время, время умеренной беззаботности. Они чинят экипировку, спокойно спят, дни проходят без напряжения. Лишь однажды, годы спустя, сезон дождей вдруг прерывается на три недели, и вражеский отряд подходит опасно близко к укрытию, впрочем не обнаружив его. Затем снова начинаются дожди, которые длятся на много недель дольше обычного. В неопределенности каждого дня, каждого часа любая закономерность дает хрупкое чувство безопасности. Солдаты ссорятся в основном тогда, когда в их душе царит неопределенность. Онода проявляет мудрость и дозволяет ссоры, ожидая, пока гнев друг на друга не утихнет сам собой.

Сезон дождей — это время рассказов. Козуки — замкнутый человек, и его товарищи почти ничего не знают о нем, его семье, их маленькой обувной мастерской, его молодой жене, которая была беременна, когда его призвали на военную службу. Он постоянно ломает голову над тем, кто родился: мальчик или девочка, и не может представить себя отцом десятилетнего ребенка. Симада более открыт, любит смеяться, рассказывает о своей жизни в деревне и знает толк в хозяйстве и инструментах. Но оба они готовы бесконечно слушать рассказы Оноды о его семье и молодости. Даже спустя годы, проведенные вместе, запас историй не иссякает: Онода постепенно раскрывает подробности, о которых раньше не упоминал. Его товарищи знают, что еще совсем молодым человеком, последовав за старшим братом в Китай, он заработал много денег в торговом предприятии в Ханькоу, но только спустя два с лишним десятилетия он признаётся, так, будто это величайший позор, что в возрасте девятнадцати лет был владельцем машины американского производства. Юный Онода стал первым человеком в Китае, севшим за руль «студебеккера».

Симаде любопытно.

— Девчонкам нравилась машина?

Онода задумывается.

— Больше, чем я.

Затем